и, уже вполне состоявшихся на этом поприще людей.
– От неё нас всех качает в разные стороны и тошнит. – Первое и последнее, что успел, с перекосившимся от судорожных рвотных позывов лицом высказать основатель этого нового центра силы, сенатор Маккейн, как тут же, всё, что у него было в руках и при себе, отдав в распоряжение морской качки, которую на них на всех наслал, ясно, что коварный капитан Мирбус.
А этот капитан Мирбус, как только сейчас на корабле выяснилось, что за деспотичная и своенравная натура, который только на словах за демократию, когда на самом деле, он тот ещё тиран, готовый ради удержания на корабле своей единоличной власти, на любую пакость и подлость. И он по мере надобности, да и просто так, использует все подвластные ему инструменты влияния и давления на ослабленные морским путешествием сухопутные умы пассажиров – непогоду, которая как оказывается, здесь в море, сопровождает их корабль круглосуточно, само собой морскую качку, непереносимое на запах и вкус питание, информационный голод и другого рода манипуляции сознанием пассажиров корабля. А в шпионах у него ходят практически все члены его команды, которые готовы без всякого обсуждения и прений, выполнять его, даже не просьбы, а команды. И весь этот его деспотизм и всё это пренебрежение к свободе личности человека, им был назван дисциплиной. Вот до чего дошёл этот манипулятор человеческого сознания.
Но всё это мелочи, не идущие ни в какое сравнение с тем, что может и позволяет себе этот деспотичный капитан Мирбус, с помощью специально для этих целей разработанного морского языка, который знаком только членам его команды и больше никому. И этот специализированный под морское право язык, а по мнению людей сухопутных (их лишь в результате превратностей судьбы занесло на этот корабль), созданный лишь для того чтобы подчеркнуть главенствующее положение этих «морских волков» и их, «сухопутных крыс», бесправие, в общем, язык дискриминации, был воистину страшным инструментом, а иногда и всем орудием в руках и ртах знатоков этого специально выбесивающего «сухопутных крыс» языка. Где одно слово «Полундра!» чего только стоит, заставляя бледнеть в лицах и в страхе сжиматься сердца даже самых хладнокровных и жизнью измотанных людей, подкашиваться коленки чувствительных женских натур, роняя их в подставленные руки матросов, что с зубным скрежетом воспринимается похолодевшими в бледности лицами «сухопутных крыс». Что же касается этих «морских волков», то они все всё сплошь состояли из членов команды корабля, во главе с капитаном Мирбусом.
И уже с самых первых шагов по палубе этого судна, вверившие свою судьбу капитану этого корабля пассажиры, в числе которых был, и конечно более всех выделялся, тогда ещё сенатор Маккейн, сразу натолкнулись на некоторое непонимание собой этого капитана Мирбуса, который уж больно сильно важничает и изъясняется с ними каким-то уж больно
