Я тут, по-твоему, чем сейчас занимаюсь? Ну, пиво пью, эт само собой, но ещё и ввожу тебя, друг мой, в курс дела. Про Кицунэ я тебе рассказывать не буду, пожалуй. Она сама с этим лучше всего справится. Кстати, она тебя видеть хотела. Отказываться не советую. В пятницу ближайшую пересечёмся в том итальянском кабаке у тебя рядом с метро, пиццы поедим, всё такое.
– Прозит! Да не минжуйся ты. Как пела Алла Борисовна, то ли ещё будет эгегей.
Восьмая глава
Дикобраза разбудил радостный галдёж за окном. В воскресенье распогодилось, тяжёлый низкий потолок серых туч, давивший на плечи последние недели, исчез.
Как невеста отстраняется от окружающих накануне свадьбы, чтобы сохранить чистоту, небо отодвинулось от земли, примеряясь к снежной фате. Строгость, пустота и чистота, радость и ожидание, огромное пространство между асфальтом и солнцем завораживали. Мужики во дворе замолкали посреди спора о политике, отставляли бутылки и долго вприщур смотрели на далёкое осеннее солнце.
Дети и птицы были в восторге. Наперебой они радовались последним в этом году тёплым лучам и очень спешили поделиться торжеством с окружающими.
Карапузы в пухлых комбинезончиках словно стая разноцветных воробьёв шебуршились в дворовой песочнице. Они галдели, бурно ссорились и тут же мирились, бегали взапуски, возводили новые песчаные замки и разрушали старые.
В небе голуби со старой голубятни выписывали фигуры высшего пилотажа. Солнечные зайчики скакали с белоснежных перьев на окна, детвору, пивные бутылки.
Стоя на балконе с утренней сигаретой, Дикобраз наблюдал за чинными мамашами около песочницы, их отпрысками, носящимися по двору и птичьей кутерьмой в небе. Его тянуло расправить крылья и взлететь, присоединиться к лебединому каравану и отправиться далеко-далеко, в тёплые страны, подальше от панельных многоэтажек. Туда, где никто не слышал о метро, снеге и сером небе, где людям не всё равно, где тебя будут любить таким, какой ты есть. Всего только и надо – распахнуть перья и – ввысь!
Дикобраз шевельнул лопатками, готовясь окунуться в стремительные воздушные потоки и тут же нецензурно выругался – бычок обжёг пальцы. Вонзил бывшую сигарету в пепельницу и вдруг дошло. Похмелья не было. Обычно после таких ярых посиделок как накануне у Кота, голова наутро цепляла углами дверные проёмы, желудок выделывал акробатические номера, а руки не могли поднять ничего тяжелее компьютерной мыши. А сегодня всё наоборот! Душевный и физический подъём – где вы, привычные скука и апатия, ау! Горы свернуть – запросто! Куда там соломонам с мерлинами! Эх, взлететь бы, ну да не беда – успеется.
Весь день он словно парил в трёх сантиметрах от пола. Всё получалось само собой, и мир, мир говорил. Солнечными зайчиками на кухонных чашках, шелестом воды из-под крана, радостной кутерьмой за окном. Во всём слышалось: ты – наш, мы так давно тебя ждали!
Уснул Дикобраз счастливым.
Ветер бьёт в
