Сталин?
Басов вскинул голову.
– Ты потише говори! Секретарша услышит.
Гольдберг посмотрел на дверь.
– А ты что, её опасаешься?
Басов усмехнулся:
– Ты думал, органы пришлют нам простую стенографистку?
– Так она из органов?
– Нет, не из органов! Но – по рекомендации. Понимаешь, что это значит? Что я тебе, объяснять всё должен?
Гольдберг лишь покачал головой.
– Дожили, уже в своём кругу нельзя вслух говорить.
– Говорить-то можно, только не обо всём, – заметил Басов. – Неделю назад в Москве арестован Ягода. Можешь ты это себе представить? Самый главный чекист оказался врагом советской власти! И теперь можно всего ожидать. – Он подвинул к себе телефон, стал крутить диск.
Гольдберг медленно поднялся. Ему шёл уже шестой десяток, волосы начали седеть, на лбу явственно обозначилась залысина, кожа на лице одрябла, глаза глядели устало, на всём облике была печать глубокой усталости, какой-то обречённости.
– Пойду я. У меня творческий отчёт назначен на вторник. Готовиться надо, да нет никакого настроения. Как подумаешь о том, что творится в стране, так не хочется ничего…
– А ты не думай! Поздно нам уже думать. Мы своё дело сделали. Теперь другие пусть голову ломают.
Гольдберг остановился, постоял несколько секунд с задумчивым видом, хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой и вышел.
– Не забудь к двум прийти! – крикнул вдогонку Басов. – Явка членов правления обязательна!
– Приду… – слабо донеслось из-за дверей.
Басов уже не слушал. Он яростно крутил телефонный диск, будто от этого зависела его жизнь.
В два часа пополудни правление писательской организации собралось в полном составе. Всего было восемь человек – пятеро членов правления и три кандидата. Ждали уполномоченного, тихо переговаривались между собой и бросали тревожные взгляды на резную дубовую дверь. Наконец из приёмной донёсся шум, хлопнула входная стеклянная дверь, радостно вскрикнула секретарша… Басов решительно поднялся и поспешил навстречу важному гостю.
– Пожалуйста, проходите, все уже собрались, ждём вас! – говорил он приятным голосом, обводя рукой присутствующих. – Вот кресло для вас приготовили, вам тут удобно будет.
Черноволосый плотный мужчина лет тридцати – коренастый, большеголовый, с тупым и самодовольным выражением лица – занял предложенное место. На нём была энкавэдэшная форма – гимнастёрка, галифе, сапоги, на голове – фуражка со звёздочкой. Всё это внушало если не трепет, то уважение. И настраивало на предельно серьёзный лад. Впрочем, все заранее были настроены. Военная форма в ту пору внушала трепет любому гражданину СССР.
Гость обвёл присутствующих строгим взглядом и заговорил веско и внушительно:
– Капитан госбезопасности Рождественский.
