с рождения жил в нём, пробудился. Последний раз рыкнул:
– Где?
Тайная сила, коей все атаманы наделены, доселе спала. Но мысль, что у него забрали Мельцу, раздула пламя. И теперь оно сжигало его. На кончиках пальцев загорелись оранжевые язычки. Они кололи кожу, как острые иглы. Так было, когда Лютовид прикасался к Мельце. Болезненно и сладко. Он отыщет её. Выпотрошит эту жалкую тварь, что валяется сейчас в грязи, и бросит к ногам Мельцы.
Высыпавший на улицу народ окружил их, боясь подойти ближе. Бряцнул металл. Лютовид отвёл взгляд от аптекаря – собственная дружина взяла его в кольцо, кмети доставали оружие и смотрели на него с ужасом. Лютовид усмехнулся. Идиоты! Они не остановят его. Он найдёт Мельцу. Она не умерла. Враньё всё это. Жива его прекрасная панна. Жива и ждёт его. Подчиняясь атамановой воле, вокруг него и хныкающего выродка непроходимой стеной вспыхнул огонь. Синими и зелёными языками ворожейное пламя взвилось вверх так высоко, что скрыло их от всех взглядов. Жар и холод шёл от пылающей стены. То же происходило и внутри Лютовида. Ледяной панцирь сковывал его горящую огнём душу.
Аптекарь понял, что ему не убежать, и расхохотался. Его громкий издевательский смех ножом резал жилы. Лютовид не выдержал. Он представил, как сгорают все до единого органы этой твари, и в следующую секунду выродок пронзительно заверещал. Повязка, скрывающая глаз, окрасилась алым пятном. Из ушей потекли тонкие тёмные струйки. Только осознание того, что жирной мрази известно, что с Мельцей, помогло Лютовиду остановиться.
Он молча смотрел на распростёртое в грязи тело, ощущая себя тем, кем и был – убийцей. Монстром, получающим удовольствие от мук, которым подвергал аптекаря. Но сдержаться было невозможно. Насильник должен сполна расплатиться за то, что чувствовала Мельца. Ощутить её боль, увеличенную стократ.
Наконец аптекарь открыл рот. Слюна смешалась с кровью и текла по его трясущемуся подбородку.
– Она сама… Нагнулась… Передо мной… И умоляла…
Лютовид представил весь тот ужас, который Мельце пришлось пережить опять. Он сорвался и снова утопил нутро выродка в расплавленном огне. Громкий визг лишь усиливал ту агонию, которая жгла самого атамана. Он остановил пытку, с яростью глядя на то, как кожа аптекаря, покрытая кровавым потом, дымится. В воздухе запахло палёной костью.
– Я… Убил её… – Едва слышный шёпот заставил Лютовида вздрогнуть. – Вскрыл её поганое брюхо… Чтобы… От тебя не понесла… А потом… Утопил… Она звала… Тебя… Атаман…
"Убей… Сожги… Вырви глотку… Он должен мучиться… Должен харкать кровью… Убивай медленно…" Сине-зелёное пламя вспыхнуло на визжащем скоте, объяло его обрюзглую тушу. Ледяное и горячее одновременно, оно доставляло боль, способную свести с ума. Лютовид знал, каково это – гореть в этом же самом пламени. Оно могло убивать часами, неделями. Но не оно уничтожит мразь, что посмела коснуться Мельцы…
Сжав в руке кинжал, Лютовид опустился на колено и прямо через ткань вспорол брюхо ублюдку.
– Узнай,
