прикрылся руками, на что девушка хмыкнула, пряча улыбку, и звонко произнесла:
– Меня слуга твоего дяди послал! Пора умываться и к столу, я его уже накрыла!
Юноша, всё ещё стесняясь, наскоро умылся, облачился в одежду и вышел, с интересом оглядываясь вокруг. В столовой его уже ждал Соломон. Он сидел за столом, не притрагиваясь к расставленным перед ним кубку и наполненным мискам. Увидев Натана, дядя указал на пустующее место во главе стола и коротко бросил:
– Садись!
Натан сел и снова окинул взором роскошную светлицу.
– Не знаю, какими словами выразить мою благодарность тебе, дядя! – воскликнул он, не в силах сдержать восхищения.
– Пустое! – усмехнулся тот и обернулся к своему слуге, ожидающему рядом, неподалёку от топчущейся на месте Анфисы.
– А ты не торчи здесь зря, поспеши покушать на кухне и запрягай экипаж – после завтрака выезжаем!
– Куда ты торопишься, дядя? – спросил Натан, не ожидая от того столь скорого убытия – Побудь со мной и отдохни, мне так много есть что рассказать тебе!
– Надо спешить! – сказал Соломон потускневшим голосом, вдруг обнаруживая накопившуюся усталость – Чтобы преуспеть в чём-то, надо постоянно действовать, а прожигать время, теша брюхо – удел гоев, но не нас! Ты хорошо поработал, племянник, и разумеется, это далеко не последнее дело, которое я на тебя возложу, но об этом после.
Он отпил из кубка, взял ложку и склонился над миской, занявшись едой, и юноша последовал его примеру. Через какое-то время, уже достаточно насытившись, они поднялись из-за стола и вышли в небольшой, но уютный дворик, с двумя яблоньками и грушей, под которой устроена была небольшая скамейка. Оба неторопливо пересекли дворик и опустились на неё, наслаждаясь покоем, и Соломон, вздохнув, нарушил молчание:
– Вижу, как ты устал, мой дорогой племянник – сказал он – Нелегко пришлось тебе в этой поездке?
Соломон ещё со вчерешней встречи заметил, что Натана гнетёт что-то, и сейчас задал вопрос, заранее догадываясь, какой ответ прозвучит из его уст.
– Нет, эта поездка совсем не стоила мне труда, но … – задумчиво начал юноша, и вдруг продолжил уже совсем другим, зазвеневшим невысказанной болью голосом – Но знаешь, дядя, разве это справедливо, когда людей лишают всего нажитого из-за того только, чтобы вернуть тех, кто, призванный защищать их, не смог защитить даже себя? Когда лишают свободы всех, у кого не нашлось нужной суммы или достояния, когда людей продают, словно скот, и глумятся над ними, не боясь гнева людского и божьего?
– Какое-же ты ещё дитя! – усмехнулся дядя и, слегка призадумавшись, вновь заговорил – Я много раз говорил тебе, что никакой гой не стоит переживаний человека. Ты скорбишь, что с этими недоумками пришлось обращаться, словно со скотом? Но они и есть скот, и не более того!
Натан
