н такой – друг? Это должен быть – другой я! И находил, казалось, себе Шарик другого. Но стоило подбежать к луже и взглянуть на отражение, оказывалось, что новый друг вовсе не похож на него. Ведь Шарик подобен шарику: маленький, круглый, пушистый, с закрученным калачом хвостом. Других таких нет. Вот и лежал он днями напролёт на пригорке под навесом, положив мордочку на вытянутые лапы, и тоскливо смотрел вдаль.
И как-то раз, тоскуя, он неожиданно услышал:
– Васька дурак! Васька дурак!
Приподняв ухо, Шарик закрутил головой, ища наглеца, который самым бессовестным образом ругается. Не найдя виновника, подумал: «Померещилось». Положив мордочку на вытянутые лапы, прикрыл глаза и задремал.
– Васька дурак! – с хриплым надрывом повторился крик.
Такой наглости да на своей территории Шарик стерпеть не мог. Вскочив, он заметался в поисках нахала. Два раза оббежал вокруг забора, пошарил под кустами, обнюхал каждый укромный уголок. Посторонним не пахло. От мысли, что голос существует сам по себе и не имеет тела, его бросило в озноб. Совладав с волнением, он нерешительно спросил:
– Ав! Ты кто?
– Попугай, – послышался ответ.
Шарик ещё больше испугался, потому что, оглянувшись на голос, никого не увидел. Подогнув лапы, животом вжался в землю и, заикаясь, спросил:
– Зачем ты меня по-пу-гаешь?
– Я не попугаю, а попугай!
– Я… – думая, что его заставляют кого-то стращать, начал говорить Шарик, – никого не хочу пугать.
– Какой ты бестолковый. Это меня так зовут: по-пу-гай! – по слогам произнёс голос.
– Почему?
– Потому что я птица и умею говорить по-человечески.
И только сейчас пёс взглянул на куст клёна и увидел сидящую на ветке незнакомую птицу тёмно-зелёного цвета с длинным хвостом, с изогнутым вниз клювом и оранжевым животом.
– Что за диво? Ты, случаем, не Жар-птица? – помня, как Вася вслух читал сказку, поинтересовался пёс.
У него мелькнула надежда: вдруг этот пернатый специально скрывает, что является волшебником. Не будешь же в этом признаваться каждому встречному-поперечному. А если заиметь волшебного друга, можно творить такие чудеса!.. У Шарика от воображения перехватило дыхание. То он видел мосол высотой с дом. То как водит Васю на поводке. А Барбос лебезит, приседая на передних лапах и склоняя голову до самой земли, готов языком лизать пыль, лишь бы угодить Шарику…
– Я попугай, а не жареная птица, – поведал незнакомец.
– Эх, жаль, – сглотнул слюну пёс. – Но почему я тебя раньше не видел?
– Я жил в плену у мальчика Васи. Сегодня он забыл закрыть клетку, я и улетел.
– А для чего он тебя пленил?
– Требовал, чтобы я повторял всякие дурацкие слова.
– Для чего?
– Чтобы перед друзьями хвастать, что я умею говорить по-человечьи.
– Как можно хвастаться чужими способностями? Если бы он сам говорил по-нашему, это было бы понятно.
– Люди все такие. Они пытаются себе присвоить то, чем не могут владеть. Я говорю по-человечески, а Васю от гордости раздувает. Теперь я на свободе. Могу делать всё, что хочу. Только с утра в рот ничего не брал, а так хочется есть. Не лететь же обратно в клетку.
– Не беспокойся, я накормлю тебя. Бежим, пока куры не склевали зёрна!
– Ты настоящий друг! – воскликнул попугай.
– Как? – опешил Шарик. Он даже забыл, куда хотел бежать. – Я же не похож на тебя.
Попугай, видя заминку пса, не решился спуститься с клёна. Он знал: другом назвать – не значит им стать. Спустись с клёна раньше времени, можно без перьев остаться. Ведь друг познаётся в еде. Поэтому попугай наклонился и с высоты начал объяснять, что такое друг:
– Внешне мы можем быть разными, но внутри…
– Кишки, – не раздумывая, ляпнул Шарик.
– Да не в животе, – повысил тон попугай, – а внутри души.
– Зачем я должен внутри душить? Вдруг нечаянно кишку передавлю, – округлил глаза Шарик.
– Да не душить, а души… Ну, как тебе сказать… Вот когда тебе радостно, что ты чувствуешь?
– Радость.
– А когда печально?
– А-а-а, теперь понял. Печаль нас душит.
– Да не она душит! – начал сердиться попугай на пса и дёрнул клювом ближайший лист, тот с треском лопнул пополам. – Лучше скажи мне, чем ты чувствуешь? –
