которые заслуживали моего внимания было всего двое и обе были замужем. Жаклин Беар – канадка, очевидно французского происхождения, сидела совсем недалеко от меня, всего через три салата. Миниатюрная брюнетка с ослепительной, белоснежной улыбкой и в столь же белоснежной водолазке, так замечательно обтягивающей её довольно крупную для столь изящной фигуры грудь. Периодически эту белоснежную грудь и прекрасную улыбку от меня закрывал, наклоняющийся к горячему муж Жаклин – Фредерик Беар, сорокалетний лысеющий орнитолог с выдающейся вперед нижней челюстью и носом, которому мог бы позавидовать любой из объектов его исследований. Сама Жаклин, как я узнал из буклета, была медсестрой и работала в местном медпункте.
Вторая красотка, такая же темноволосая, как и Жаклин, но только более высокая и с коротким каре сидела совсем далеко от меня, почти на другом конце стола. Звали ее Берит Берг. Мне сразу же очень понравилось созвучие имени и фамилии. Я всегда обращал на это внимание, ибо я по образованию я филолог и всегда находил особую красоту в том, как отдельные буквы складывались в порой неожиданно звучащие слова, те, объединяясь в группы, рождали предложения, которые сливаясь в шумную толпу, давали людям тексты. Не просто тексты, а легенды, поэмы, повести, в которых пряталась, а иногда только в них и открывалась история больших народов и малых народностей. Именно по этой причине я и оказался на этом затерянном на краю географии острове.
Тем временем, пока я поочередно разглядывал брюнетку и брюнетку, Матиас Ларсен кратко представил нас присутствующим и провозгласил тост за наше прибытие на остров. Что именно он говорил, я не слышал, но, когда вся толпа радостно загудела и бокалы взмыли вверх со стола, я тоже не остался в стороне, схватил бокал с темно-коричневой жижей и опрокинул в рот. Виски, похоже ирландский, неразбавленный. Недурно, очень недурно. Только льда не хватает.
До ведерка со льдом я сам не дотягивался и прибег к помощи месье Беара. Канадец явно был удивлен, когда я обратился к нему по имени, да еще на французском, который был явно не входу среди собравшихся. Так, я получил лед и союзника. Лед мне был нужен для виски, а союзник, не знаю зачем, но наверняка пригодится.
Не знаю, что у кого в голове было на самом деле, но судя по обилию тостов за наше с Гартманом здоровье и за новых друзей из далекой России, общемировая политическая обстановка на обитателей базы явно не давила. Ученые в большинстве своем далеки от политики, а здесь явно собрались представители большинства. Лица у всех уже слегка раскраснелись, улыбки стали не столь интеллектуальны, но зато естественнее, а рюмки и бокалы делали свое «дзынь» все чаще и чаще. Не пили за столом только трое. Два охранника, которым очевидно предстояло заступать на ночное дежурство, и невысокий, крепко сложенный господин, с коротко стриженым ежиком светлых волос. Джозеф Липман. Англичанин и психолог. И те, и другие вызывают у меня необъяснимую неприязнь, возможно потому, что всегда стараются казаться умнее других. Непьющий англичанин вызывал у меня неприязнь
