Габриэле Лангфельдте. Сужу о нём по книге самого Гамсуна «На заросших тропинках» и по фильму «Гамсун».
Гамсун пишет о нём:
«он так уверен в своих знаниях. Но это не то же самое, что постичь старинную мудрость: знание не истинно. По своему характеру, по сути своей г-н Лангфельдт парит над вершиной, щеголяя своей неопровержимостью, и молчаливо уходит от ответа на возражения, упиваясь чувством своего превосходства, которое выглядит, кстати, наигранным»;
«нужно вернуться к некоторым вопросам профессора Лангфельдта: доводилось ли мне ощущать нечто странное, то, что называют сверхъестественным? А я, простая душа принялся воссоздавать детали очень глубокого и тонкого детского переживания, но мне рассказ не удался, тем паче, что это и вовсе оказался напрасный труд: он всё равно ничего не понял. «Так вы ничего не слышали?» – спросил он. Я не ответил. Не удосужился»;
«я бы пожелал бы психиатру научиться улыбаться. Улыбаться, при случае, и над самим собой»;
«профессору Лангфельдту самому прекрасно известно, что ему не годится вмешиваться в чужую семейную жизнь и копаться в её интимных подробностях. Он чересчур жесток и прямолинеен, его голова забита заученными схемами, и эти схемы разложены по полочкам, классифицированы – в жизни и в науке».
Этот психиатр не понял, что перед ним «великан», поверженный, но не сломленный, и, поскольку не сломленный, психически здоровее самого психиатра. Уверенный в своей непогрешимости, психиатр позволил себе больше чем бесцеремонность, душевную чёрствость.
Наверно решил: такой пациент, такая возможность показать себя всей Норвегии, всему миру. Обманом выведал у жены писателя «семейные тайны», якобы необходимые для лечения, обещал конфиденциальность, а потом позволил себе разгласить их. Когда «великан» узнал об этом, он пришёл в ярость, и попросту выгнал жену из дома.
Пишу об этом Габриэле Лангфельдте, а из головы не выходят Сабина Шпильрейн и Карл-Густав Юнг. Не могу не задуматься, где та черта, за которой психиатры и психоаналитики перестают быть врачами и превращаются в шаманов или лжепророков. И как бы повёл себя такой Габриэль Лангфельдт, если бы родные привели к нему Сабину Шпильрейн или ту же Гедду Габлер.
Теперь начинаю понимать, что и сам Адольф Гитлер[343] собирался разговаривать с Кнутом Гамсуном как всесильный «психиатр» с претензией на то, что «вылечит» всё человечество. А старый писатель (ему в это время 84 года), пусть знаменитый, но всего-навсего писатель, причём из страны, которая должна раствориться в Германии, не хочет понимать, какой милости удостоен, не захотел даже снять любимые галоши, и, будучи в галошах, осмеливается даже выдвигать свои требования. Фюрер не мог не прийти в ярость и попросту прервал встречу. А этот старый писатель, напишет в своё время сочувственный некролог по случаю смерти Гитлера, а позже признается сыну: «…из чистого рыцарства, сынок, из чистого рыцарства».
…пишу эти строки (январь, 2015), когда во всём мире
