друга. Разные боги то и дело появлялись на свет каким-нибудь не самым естественным образом, умирали насильственной смертью, а потом воскресали. И не было ни одной религии, которая не давала бы, так или иначе, надежду на воскрешение, потому что это и было главной приманкой для человеков. Но даже незначительных отличий было достаточно для того, что бы разобщить людей или расколоть общество. Это выглядело, по меньшей мере, странно, но полые люди были слишком сосредоточены на деталях, что бы увидеть картину в целом.
Разные религии взаимно обвиняли друг друга в ложности учений и называли чужих богов идолами, собственный бог, разумеется, таковым быть не мог. Официального бога, интересы которого представляла Городская Церковь, называть идолом было запрещено. В Городе вообще было непринято называть вещи своими именами.
Если вдуматься, основное назначение религии – обеспечивать интересы власти в отношении населения, то есть пасти хозяйское стадо, недаром служителей даже называли иногда пастухами. Но церковь и власть объединяло ещё и то, что ни та, ни другая не могли обходиться без завесы сложной и запутанной лжи, скрывавшей, как правило, простую и понятную истину.
Во все времена любая религия была лишь коммерческим предприятием, исполнявшим заказ элит, официальная бутафория, обладающая значительным влиянием на достаточно промытые и недостаточно просвещённые умы масс. Довольно часто это влияние становилось столь сильным, что с ней (с бутафорией) уже нельзя было не считаться, и если власть по каким-то причинам была заинтересована в смене религии, то насаждение новой происходило, как правило, насильственным образом и затягивалось на века смуты, гонений и войн.
Причиной для смены религии целым государством могла стать, например, женитьба правителя на дочери правителя, исповедующего иную религию или несогласие церковного иерарха заключить такой брак, а порой и, напротив, дать развод. Как видим, причины весьма банальные для столь масштабных последствий, но если власти было угодно, то даже всемогущий и всесильный бог не был ей помехой. Человека, отказавшегося сменить свои религиозные убеждения, или напротив, сменившего их вопреки официальной доктрине, как я уже упоминал, могли приговорить к одновременному повешению, кастрированию, потрошению, колесованию, четвертованию или, в лучшем случае, просто сжечь, посадить на кол, или поднять за руки, так чтобы они вывернулись из суставов, не говоря уже о самом, что ни на есть милосерднейшем обезглавливании. И все эти деяния, конечно же, были угодны богу, который был угоден властям.
Размышляя обо всём этом я неизбежно возвращался к мысли о том, насколько же ужасен должен быть бог, создавший нас по своему образу и подобию.
Нынешний Бургомистр был человеком в высшей степени религиозным, во всяком случае, он всячески старался эту свою религиозность подчеркнуть, и не пропускал ни одного торжественного богослужения, на которых его часто видели в окружении детей и простых горожан. Бургомистр вообще любил �
