к ней, – но это уже без вариантов, провал. Имелись у нас подозрения, что где-то течет. А так…Груз успел уйти, на точке только прикрытие, с которым был и я.
– Там вы с Корзуном и познакомились, – Карина аккуратно отодвинула стул, села. Поставив локти на стол, подбородком уперлась в сложенные в замок ладони. – Сколько ты у них пробыл? – Голос она удержала, но внутри дернулось. Гуманность в обращении с подследственными к особому отделу отношения не имела.
Своя специфика, иной уровень ответственности. Что-то было разрешено официально, на что-то закрывали глаза, судя по результату, а не по затраченным на него средствам. А то, что иногда случались накладки… Тут тоже был разговор особый, в случае серьезных ошибок могли не только погон лишить, но и испортить жизнь, поставив в личном деле соответствующее клеймо.
– Четверо суток, – Влад отвернулся, чтобы она не увидела, как закаменело лицо. – Это уже с гарантией, что партия до границы добралась. Код сдал, когда притащили на очередной допрос и засунули в «очиститель»…
– Тогда прошел слух, что тебя ранили…
– Два месяца реабилитации, – глухо отозвался он. Отключил плитку, подхватив турку за длинную ручку и снова застыл.
Страшно это, когда хочется забыть, а помнишь… Помнишь стерильную чистоту комнаты, в центре которой стоит едва ли не изящный агрегат, ласково прозванный теми же особистами Умником. Помнишь неслышимый гул, который до пронзительного звона вытягивает твои мышцы и выкручивает кости. Помнишь, как мозг «кричит», требуя дать ему забыться хоть коротким, но таким желанным сном. Как рвет легкие, которым не хватает воздуха. Как перед глазами начитает растекаться реальность, открывая тебе дверь в сумасшествие…
– Нужно было как-то объяснить, – поднял он взгляд. – Почему бы не ранением…
Карина не шевельнулась – ни в поддержке, ни в сочувствии Влад не нуждался, но сердце сорвалось. Нет, не яростью – о том, что творилось в допросных конторы, которую возглавлял дядя, она прекрасно знала, горечью и виной. Что невольно, но касалась этой грязи.
– Я же под легендой был… – Влад продолжал «слепо» смотреть куда-то мимо нее, – так он мне все нутро вывернул. Потом рассказывали, что я мать, которой нет, даже в бреду звал. – Старпольский медленно выдохнул, улыбнулся через силу. – Если считаешь, что после таких откровений я откажусь от варенья, сильно ошибаешься.
– Даже мысли не было, – Карина чуть более порывисто, чем следовало, поднялась, перехватила у него турку. – Садись, – кивнула на второй стул, – буду за тобой ухаживать.
Стараясь не встречаться с ним взглядом, она разлила чай, подвинула вазочку с вареньем, отходя, провела пальцами по его жестким волосам. Жест был безотчетный, но шел от души, от той ее части, в которой Старпольский принадлежал ей безотносительно к тому, что бы это могло значить. Друг. Сослуживец. Человек, которому доверяла…
– Я тогда не знал, – Влад перехватил ее руку, когда Карина оказалась у него за спиной, прижал ладонь к своему лицу, – что в
