добродушно добавил:
– Обратно вернёшься в свой город, тоже обязательно передавай ему от меня большой привет.
Потеряв после этого высказывания всякий интерес к чужаку, он резко, по-военному развернулся на пятках, демонстрируя окончание общения и намериваясь сразу же уйти в свой большой, рубленный из огромных лиственных брёвен дом.
Но сделать это ему так и не позволил всё тот же назойливый владелец крайне обветшалых «Жигулей» ещё самой первой модели:
– Николай Петрович, позвольте несколько слов сказать?
На что последовала, такая ожидаемая и дорогая для приезжего, реакция знахаря. Правда, тот обернул к нему только своё рыжебородое лицо, не двигаясь торсом.
И расчётливо, словно цедя сквозь сомкнутые зубы, каждое своё слово, заметил:
– Что уж тут особенно говорить?
Его взгляд снова прошёлся по физиономии городского визитёра, не выражая ни каких иных чувств, кроме, разве что, профессионального отношения к странной внешности приезжего.
– Сразу видно – проситься будешь на лечение, – услышал от него Борис Круглов. – Да только я не практикую, о чём доподлинно известно местным властям.
Он, вдруг, повернулся обратно уже всем своим туловищем, сделал шаг в скрипучих хромовых сапогах по направлению к просителю и как приговор вынес своё заключение:
– Ничем помочь не могу!
После чего прозвучало настоящим смертным приговором для Бориса Ивановича заключение, несостоявшегося для него, целителя. Разве что не хватало для полной картины только похоронного марша и будущего вопля безутешной вдовы.
– Поезжай-ка, ты, мил человек, домой, пока не поздно, да попроси православного батюшку исповедать, – сказал несговорчивый Лебедев. – Ничем больше помочь не могу!
Словно громом поражённый, обрушившейся на него новой бедой, на деле оказавшейся реальным отголоском прежнего несчастья, Борис Круглов еще более изменился в лице.
Но эта мертвенная бледность нового переживания лишь слегка утратившими прежний жёлтый цвет, пятнами пробилась сквозь приметы былой страшной болезни.
– Ну, тогда простите, если что не так! – Борис Иванович обречённо повернулся и пошёл обратно к своей машине.
Теперь «Копейка», будто до этого успев израсходовать весь свой жизненный запас энергии, долго не заводилась.
Пришлось Круглову даже взяться за «кривой стартер». Старательно и упорно крутил стальную ручку до тех пор, пока не одолела всё та же, прежняя, болезненная одышка.
Но и после этого «Жигули», словно не желая съезжать со двора, требовали, каких-то особенных, причём, немалых усилий, прежде чем мотор заурчит, готовясь придать ускорение ржавой колымаге.
И уже тогда, когда огнём загорелось в мозгу водителя предчувствие близкой развязки его счётов с жизнью, в салон внезапно донеслось более приветливое:
– Никак ты, что ли, про Дениску саму книжку-то настрочил? –
