сами пашут на себя. Олег Петрович, если так нуждается, сам садится за этот компьютер, и делает переводы.
Трубку телефона в доме Шубиных поднял Олег Петрович.
«Вот, черт, – припомнила я нечистого, – вспомни дурака, а он тут, как тут, – усмехнувшись, я сладким голосом пропела.
– Здравствуйте, можно Петра Григорьевича к телефону?
– Здравствуйте. А кто его спрашивает? – спросили вежливо у меня, но вопрос был не риторическим, цербер держал охрану.
– Ольга. Бывший его секретарь.
На другом конце воцарилось молчание, видно, пережевывали мысленно «бывший».
– Не понял, как это бывший? Вы ведь работали сегодня, никто Вас не увольнял.
В голосе моего бывшего босса было столько недоумения, что я почувствовала, как во мне поднимается волна злорадства. «Поделом тебе, будешь знать, как разговаривать с подчиненными». О! Если бы рядом не стоял отец, я ему так ответила, что воспоминание обо мне, его еще долго бросало бы в дрожь.
– Вот я и объясню Петру Григорьевичу, причину моего увольнения, – стараясь сдержать язвительный тон, вежливо объяснила я.
– Минуточку.
Петр Григорьевич не заставил себя ждать.
– Слушаю тебя, Оленька, – мягко произнес он.
Мне стало вдруг стыдно, что я собираюсь оставить такого прекрасного человека без работника, что он вновь начнет страдать от невозможности самому сделать работу секретаря, но тут воспоминания о сыне, отбросили мои сомнения.
– Петр Григорьевич, я больше не могу у Вас работать, – стараясь сдержать грусть, твердо сказала я.
– Что такое? – удивленно спросил он. – Ведь ты только сегодня была здорова.
– Дело не в болезни, Петр Григорьевич.
– Так в чем же, зарплата не устраивает?
– Объяснять придется очень долго.
– Так я не тороплюсь, мне для любимой секретарши времени не жалко.
Я думаю, если его сын стоял рядом, эти слова дали ему пищу для дополнительного размышления.
А мне стало так жалко себя, я подумала, и чего я такая невезучая, и слезы чуть не закапали в трубку.
– Извините, Петр Григорьевич, но я все равно не могу больше у Вас работать, – повторила я свои слова и положила трубку, не дожидаясь ответа.
– Ничего не понимаю, – произнес рядом со мной стоящий отец, его слова прозвучали, будто заела пластинка.
– Я тоже, – устало сказала я. Разговор с шефом отнял у меня все силы. – Пойду, посплю, – промямлила я и потащилась в спальню, оставив недоуменного отца одного.
Скинув с себя свитер, юбку и колготки, я с блаженством залезла под одеяло.
«Все пройдет, – прошептала я себе, – и все ты переживешь. Было бы здоровье, да чистая совесть». Перевернувшись на живот, я взбила под головой подушку, усмехаясь, когда бы я еще во время обеда так поспала, и уснула.
Проснулась я от легкого
