style="font-size:15px;"> – Нешто тебя так учили в гости захаживать, чтоб наперед себя камни в дом швырять?..
– В дом… – смущенно пробормотал Алешка. – Кто ж знал, что это дом? Иду мимо, вижу – пещера, думал, может, зверь там какой… лютый…
– Коли средь зверей поискать, так лютей человека, пожалуй, и не отыщешь. Ну, заходи уж, коль мимо шел.
И в эту самую пещерку идет. Только Алешка на всякий случай подзадержался и внимательно его с головы до ног обсмотрел. Мало ли, лапти не так обуты, или другое что… Да нет, вроде на человека похож. Волхв, наверное, раз один в лесу поселился, и никого не боится.
Подхватил свою стрелку, что в земле торчала, сходил, коня привел, и только уж потом за старичком прошел.
Думал, пусто в жилище окажется, ан прогадал. Стол, по крайней мере, имеется. А на столе – угощенье нехитрое, зато обильное. Чего ж больше тому пожелать, у которого два дня маковой росинки во рту не было?
Не успел старичок отведать хлеба-соли пригласить, как Алешка уже за столом оказался. Придвинул, что поближе стояло, и ну метать без разбору, что под руку попадается. Одна миса опустеет, другую тянет. Из кувшина водицы ледяной хлебнет, и снова мечет. Он, правду сказать, и так-то был поесть не из последних, а уж оголодавши-то, за семерых сойдет.
Старичок же только улыбается да подкладывает.
Алешка же, спустя время, так облопался, не то, чтобы встать, рукой-ногой пошевелить не может. Погрузнел, тело ровно каменное стало. А еще – глаза закрываться стали, сон наваливается – спасу нет.
– Ты бы, молодец, хоть на лавку прилег, – старичок говорит. – Вон там, – и головой кивает.
– Погоди ужо, – Алешка бормочет, а у самого сил ну совсем никаких не осталось. – Вот сейчас подымусь, оболокусь, да уж как-нибудь доволокусь…
После чего свалился на пол и захрапел на всю пещерку.
Так и проспал, до следующего дня, колода колодой. Проснувшись же, никак не мог понять, ни где он, ни кто он. Начал подниматься, головой об лавку треснулся. В сторону сунулся – на стол налетел… Выбрался, глянул – мисы полные, устроился поудобнее, и давай наворачивать.
Опустошил, сколько мог, потянулся славно, крякнул, – и вон из пещеры, глянуть, куда старичок подевался. А тот никуда не подевался. Сидит себе на чурочке, бороду в небо уставил, глаза закрыл, и будто дремлет. Хотел было Алешка его окликнуть, да засомневался, ну как о чем-то важном размышляет.
– Чего стал, Алешка свет Григорьевич? Присаживайся, али оробел?
Оробел… Скажет тоже…
– Ты откудова, как зовут меня, знаешь-то? – буркнул Алешка, приспосабливаясь рядышком.
– Так ведь птицы напели…
– Сам, небось, карезой летал…
– А хоть бы и так, что с того? – улыбается. – Я ведь не только, как зовут тебя, знаю. Знаю и то, по какой надобности в путь-дороженьку собрался. Дело ты доброе замыслил, вот только по силам ли…
– Ничего, авось сдюжим.
– Авось,
