душах, утративших ориентиры в пространстве и времени. Темнота улиц в ту ночь была освещена белым, чистым снегом, и когда я вспоминаю, как две наши тени на снегу сливались в одну, снова ощущаю толчки гейзерного счастья. Неоновый свет клуба, когда взорвали газовый баллон, обернулся слепотой и болью. Если бы не Джексон… Интересно, почувствовал он себя Орфеем, спасающим Эвридику? Он же сказал, что верит в сказки. Надо спросить, героем какой сказки представлял себя в детстве.
А самая страшная тень в моём сне, конечно, Марат. Ничего хорошего от него не ждёшь. Но за то, что помог нам встретиться, можно пожертвовать многим. Знать бы чем? Что он попросит?
«Чтобы зажечь негасимый свет, нужно осознать тьму», – пишут в книгах.
Вечер, метель за окнами. Папа стучит по клавишам компьютера в гостиной. Щёлкаю выключателем.
– Дочь, я вообще-то работаю, – говорит папа, снимая очки в сумерках.
– Я хочу увидеть абсолютную тьму.
– Представь себе межгалактический космос…
– Не хочу воображать – хочу ощутить. И не где-то когда-то, а здесь и сейчас.
– Мммм, – забывает о монографии. Ему всегда было интереснее применять научные знания на практике.
За полчаса закупориваем нашу маленькую квартирку в капсулу. Завешиваем окна плотными шторами, как в войну, чтобы не проник ни один лучик света.
– Ты видишь очертания мебели?
– Да.
– Плохо. Нужен чёрный вакуум.
Мама вернулась с работы, как в голливудский кинофильм, где главный герой решает покончить с собой и открывает газ. Долго и мучительно ждёт, пока комната наполнится ядовитыми испарениями, но вдруг вспоминает, что смертнику положена последняя сигарета. Прикуривает – и забирает с собой на небеса весь квартал близлежащих домов.
– Идиоты! У нас электрическая плита! – только и сказала мама, когда зажгла свет в кухне и увидела два наших зада, торчащие из духовки.
– А мы её и не включали.
Космос в духовке… Смешно, но хочется записывать любую мелочь. После той ночи всё вокруг обрело тайный смысл, стало важным, значительным. Каждое мгновение как будто залито ярким светом. Нельзя упустить, не записать, не запомнить. Боюсь утратить свои дни и часы. Может быть потому, что все они освещены ожиданием новой встречи?
Евгений Романов, в нашем веке
Иногда нужно уметь ждать. Неизвестно чего, но ждать.
Поздняя осень. Ветер обнажил деревья, и больше не осталось преград. Нападал со всех сторон, как непредсказуемый враг. Город напоминал гигантскую турбину самолёта. Свистело в ушах и в подворотнях. Негде укрыться.
В небе над кладбищем с ветром боролась запоздалая стая перелётных птиц. Не успели они выстроиться в клин, как тут же были разбросаны среди туч как попало. Птицы боролись молча. Улетали не прощаясь. И свистящая тишина угнетала.
Евгений поднял воротник,
