с региональными практиками памятования и культивированием региональных особенностей. В южных регионах (например, в Одессе) он связан с мифом о происхождении. В западных – с мифом об особой культурной и политической роли региона (например, «украинский Пьемонт»), имперское наследие актуализируется как признак цивилизационной приближенности к европейской истории.
37
В данном случае я не «изобретаю велосипед»: в современной литературе, особенно посвященной производству идентичностей, можно встретить достаточно ссылок на инклюзивные, эксклюзивные и амбивалентные формы идентичности, репрезентаций и разного рода таксономии нарративов памяти. Оглашу только начало списка тех украинских исследователей и публицистов, кто обращался к данной теме: Вячеслав Артюх, Виктория Середа, Владимир Кравченко, Ярослав Грицак, Васыль Расевич, Юрий Шаповал, Андрей Портнов, Володимир Кулик, Мыкола Рябчук, Людмила Нагорна, Алла Киридон.
Приведу несколько наиболее характерных примеров. Володимир Кулик, исходя из анализа дискурсивных практик в сфере политики памяти, выделял восточнославянский/советский и националистический нарративы. Владимир Кравченко, рассматривая разные формы репрезентации прошлого через призму идентичностей, предлагал различать такие формы идентичностей, связанных с коллективной памятью, как советская, православно-славянская, украинская нативистская и либерально-западная, размещая их между полюсами инклюзивной и эксклюзивной идентичностей. Мыкола Рябчук усматривал наличие двух проектов в политике памяти: украинский (он же националистический) и малороссийский, находящийся в оппозиции к советскому. См.: Кулик В. Націоналістичне проти радянського: історична пам’ять у незалежній Україні (http://historians.in.ua/index.php/en/istoriya-i-pamyat-vazhki-pitannya/379-volodymyr-kulyk-natsionalistychne-proty-radianskoho-istorychna-pamiat-u-nezalezhnii-ukraini); Кравченко В. Бой с тенью: советское прошлое в исторической памяти современного украинского общества // Ab Imperio. 2004. № 2. С. 329–367; Рябчук М. Культура памяти и политика забвения (http://www.strana-oz.ru/2007/1/kultura-pamyati-i-politika-zabveniya).
38
Львовская, Тернопольская, Ивано-Франковская области, частично Волынская, Ровненская, Закарпатская, Черновицкая области, в двух последних были сильны региональные нарративы памяти, не претендовавшие на общеукраинское значение.
39
Харьковская, Донецкая, Луганская области.
40
Киевская, Житомирская, Черниговская, Полтавская, Сумская, Черкасская, Кировоградская, Винницкая, Хмельницкая, Николаевская, Херсонская, Одесская, Днепропетровская, Запорожская области.
41
Nora P. Between Memory and History // Nora P. Realms of Memory: Rethinking the French Past. Vol. 1. Conflicts and Division. New York: Columbia University Press, 1996. Р. 3.
42
Nora P. Between Memory and History. Р. 3–4.
43
Hutton
