опять еду к папе:
– Ита Израилевна замечательный учитель и прекрасный организатор.
Папа задумался. Детей-то вывозили без матерей, без отцов. А тут поедет начальник эшелона с женой и дочерью, но это ладно, но еще со сватьей и ее беременной невесткой. Потом сказал решительно:
– Ладно, где моя не пропадала!
Едем в товарном вагоне в Миловку, в Башкирию, двенадцать километров от Уфы. Зяме я оставила очень длинное письмо, очень трогательное, с напутственными словами. Началась жизнь в эвакуации. Борис, который окончил институт связи, мобилизован. Сначала его послали в Ленинград в Академию связи, откуда он должен был отправиться на фронт. Его письма были полны нетерпения: «Нас тут держат неизвестно почему, а там полным ходом идет война». Наконец он оказался в уральском городке Чебаркуле, где формировались дивизии, уходящие на фронт. Ита Израилевна решила попытаться с ним встретиться. Я хорошо помню ее рассказ об этой поездке.
Борис Паперный, 1938. Архив семьи Паперных
Поезда шли без расписания, добирались кто как мог. С большими мучениями она добралась до Чебаркуля. Приехала туда поздно ночью. Вокзал забит бойцами. Она нашла место на скамейке рядом с двумя солдатами и задремала. Когда открыла глаза, увидела военного с красной повязкой на рукаве шинели. Обратилась к нему:
– Я учительница, жена командира военно-морской школы, еду к сыну – лейтенанту Борису Паперному. Вот мои документы.
– Это очень сложно, – сказал он. – Уйдет не меньше трех-четырех дней. И нет уверенности, что найдете его полк.
Военный ушел, а Ита Израилевна бессильно опустилась на скамью.
– А ты к кому едешь-то? – спросил пожилой солдат, сидящий рядом.
– К сыну.
– К сыну? Это совсем другое дело! Я думал, жена. Жен-то много, а мать одна. Ты не убивайся, что-нибудь придумаем.
Его размеренная речь напомнила ей толстовского Платона Каратаева.
Под утро вышли из вокзала. Солдат взял ее чемоданчик и все дорогу поддерживал. Был лютый мороз и очень скользко. Рядом кто-то грязно выругался.
– Не видишь, с нами мать! – строго оборвал его пожилой солдат и добавил, обращаясь к ней: – Нам только мост перейти, там, правда, патруль, но мы пройдем.
Ее довели до командирской палатки. Внутри в полумраке при свете коптилки увидела фигуры трех военных. Вдруг один из них бросился к ней. Она опешила: перед ней стоял повзрослевший, подтянутый усатый лейтенант Борис.
Все утро они были вместе. Ходили по заснеженным, залитым холодным зимним солнцем полям. Говорили, говорили без конца.
– Работа начальника связи полка, – успокаивал он ее, – совершенно не опасна. Да и победа близка. Я должен рассчитаться с Гитлером – как комсомолец и как еврей.
Тень прошла по его лицу, когда он заговорил о жене и дочке Ирочке, которой только что исполнился месяц.
– Я много думаю, –
