style="font-size:15px;"> Да окажись тут Николай Васильевич Гоголь, в этом цветнике, в этой немыслимой помеси розария с колумбарием, то захлебнулся б классик собственной слюной, а если б, всё-таки, случайно удалось откачать беднягу искусственным дыханием рот-в-рот, то он—не сходя с места—тут же б спалил и первую часть "Мертвых душ", а вместо них принялся б строчить продолжение к "Коляске"; как минимум в трёх томах.
По каменным плитам зала браво прохаживаются военные (но без шпаг – Ришелье запретил дуэли). Не менее бравая, хоть и не облагороженная воинской униформой, придворная молодежь мужеска пола старательно их не замечают, хотя порой и братаются для составления проектов предстоящих пирушек. Военная косточка – сердцевина всякой веселой компании, рискованных предприятий да и просто дворцовых переворотов.
Стоит невнятный, но такой неумолчный и слитный гул из пощёлкивания каблуков, поскрипывания ремешков, подмигивания ресниц, поигрывания мускулов, позвякивания бижутерии, приманчивых хиханек, увильчивых хаханек, эксклюзивных брифингов—"…ой, да что ты такое… а он тогда… ну, а ты?.."—что начинаешь мало-помалу выходить из себя: Мадрид это, в конце концов, или, черт побери, Париж, или в какую другую угодил, прости Господи, Вену?
И воздеваешь взгляд горе, повыше парадной лестницы с витражами, пока не упрёшься взором в зеленоватое мерцание цифр в черном ящике электронных часов на потолочной балке.
И сразу же отлегает – всё в порядке: никаких Мадридов с Венами, ты там где надо – в Арцахском государственном университете, а все эти красоты и бравости – обучающаяся в нём молодежь.
А нас-то зачем сюда, сударь, занесло?
Ну, всяк по своей надобности, а у меня на этот раз четкое задание главного редактора газеты "НК Республика" – разобраться и доложить:
– в чем цель студенческой молодежи сегодня и, плюс к тому,
– каков их взгляд на своё настоящее и будущее.
На втором этаже от вестибюльной прохлады не остается и воспоминания.
На втором этаже во всех клаcсных комнатах день открытых дверей и распахнутых окон. Но разленившийся на жаре воздух не слишком-то пошевеливается. Висит (подлец!) – дожидается, чтоб его колыхали веерами из листков бумаги.
Двери – настежь, окна – настежь, а сквозняков и в помине нет. Можно смело ходить по коридорам и через дверные проемы изучать взгляды студенчества.
Картины в аудиториях, примерно, одинаковы.
За ближним к входу столом, спиной к нетронутой настенной доске, истомлённый жарой преподаватель. Перед ним, передом к той же бездельной доске, прореженная горсть студентов, со взглядами опёртыми на различные точки пространства.
Лишь самый ближний студент, севший как раз напротив, преданно держит взор устремлённым в лицо наставнику. (Сессия на носу, надо заложить в экзаменатора положительные к себе эмоции.)
Однако, в верноподданом взгляде
