тембра голос, субъективно принадлежащий дракону, больше вроде и некому, требовал диалога.
– Да? – не раздумывая, согласился тот.
– Не волнуйся, ты находишься в абсолютно безопасном месте, – пояснил драконий голос, – кроме тебя никто не способен ясли повредить. За новорождённую не беспокойся, фон её разума под наблюдением. И это неопасный для здоровья белый шум. Понимаешь меня, Александр?
Тот спешно склонился над ближайшей детской кроваткой, затем над второй и, не выпуская её, над третьей, замерев в междурядье, напрягся, будто сцепка расходящихся железнодорожных вагонов. Первое прозрение не скрывало, в каждой из кроваток, тренируя двигательно-хватательные рефлексы, сопит младенец. Второе, большей частью тактильное, на клетчатой рубашке, из-под которой вырывалось разогнанное сердце, не отливала золотом медаль «Отец-герой», даже пускай и приёмный.
Встряхнув головой, неким жестом отчаянной самопомощи, Алекс метнулся к ближайшей стене. По достижению оной тело, соизволив обмякнуть, разместилось на полу, где прижалось спиной к неровно крашенной чем-то синим штукатурке.
Записная книжка, в обложке искусственной кожи, извлечённая из заднего кармана не протёртых по отвороту джинсов, оказалась бесполезна. Имена, прозвища, фамилии, телефоны, даже многократно прочтённые шевелением губ про себя и не единожды вслух, не оживляли владельцев. Искусственное дыхание, увы, им уже не сделаешь, да и не очень-то и хотелось.
На чёрно-белом фото, выуженном из-под обложки за торчащий край, на фоне блекло-серого лодочного сарая отпечатались трое, двое – незнакомцы, себя же Алекс узнал. С обратной стороны тёмно-синим следом от проделок неряхи латунного шарика рекомендовалось: Саня, помни друзей! Третий курс. И ниже – пародии на вензеля.
Продолжая сидеть, привалившись к единственно нетронутой бедламом стене, Алекс гипнотизировал фотографию. Просьба забытых друзей не исполнялась. Сарай, ворота – нет ассоциаций. Настроение окончательно испортилось, точно прокисшее молоко, которое покинула лягушка, так и не ставшая принцессой. Разочаровавшее фото отправилось на прежнее место, вдохновлённая этим примером записная книжка вынудила Алекса привстать, обеспечивая той беспрепятственный доступ к заднему карману.
Ленивое время текло тонкой струйкой остатков опрокинутой банки вишнёвого варенья, изредка сбивая темп, наткнувшись на косточку. То ли сквозь дурман, то ли сон исподтишка напавший сюжет с фотографии, так и не пожелавший расстаться с помутнённым рассудком Алекса, ожил. Мусорной кучей сложился лодочный сарай. Друзья, предпочтя остаться незнакомцами, разбрелись кто куда. Более никто не заслонял забытого ригельного ключа в чудом уцелевшей замочной скважине на покосившихся, проеденных ржавчиной металлических воротах.
– Выходи из заточения, Александр, – посоветовал неизменно всё тот же голос, – грех не воспользоваться, пока хозяева в отлучке.
Алекс надавил на ключ и тут же расстался
