Евреев не любишь?
Пасько весело рассмеялся.
– Ох, хлопчик, уморил… Ты бы меня еще в погромах обвинил! Ты прости, если я тебя этим словечком обидел, – ей-богу не хотел! Просто здесь, на Львовщине, слово «жид» не обязательно ругательство, как в России. Да и не похож ты на жиденка – волосы светлые и глаза серые.
– Сдается мне, что ты, дедушка, не местный житель!
– Так помотало меня по свету… А в Татариновке я всего лет пятнадцать назад осел.
– Пажеский корпус не заканчивал?
– Что?! – Старик даже повернулся ко мне. Я не мог видеть в темноте его лицо, но удивление отчетливо читалось по голосу. – Да как ты?..
– Тихо, тихо, дед! – я незаметно вынул из ножен штык. – Чего это ты так переполошился? Если хочешь знать – мне плевать на твое происхождение! Для меня сейчас главное определение своего – готовность убивать немчуру! С этим у тебя как?
– Как… как… каком кверху! – Пасько немного успокоился, снова отвернулся от меня и стал смотреть на плохо различимую во тьме дорогу. Молчал он долгих пять минут. Все это время я был настороже, не выпуская из руки нож. – Пока вас не встретил – вмешиваться в эту войну не собирался. Стар уже, да и вообще… Но что-то екнуло – какие-то молокососы с германцами бьются, трофейными винтовками увешаны, а я?.. Продолжаю изображать малоросского пейзанина? Вот везу вас, а сам думу думаю – что делать?
– И что надумал?
– Пока ничего, трудно решить, – вздохнул Игнат. – Но вам я не враг. Ты это… ножик-то убери! А то как-то неуютно…
Глава 6
Июньские ночи короткие – вроде бы только что солнце село, ан уже рассвет! За раздумьями я и не заметил, как мы приехали. В серых предутренних сумерках стоящие на насыпи сожженные вагоны казались авангардистскими скульптурами.
Проехать прямо к путям не вышло – дорога, если так можно назвать едва видимую в траве колею, шла параллельно железке, метрах в семистах. Надо будить Барского, взваливать на себя поклажу и топать ножками. Растолкать Мишу оказалось занятием трудным, причем совмещенным с риском тяжелых травм – толком не проснувшись, мой боевой напарник лягался ногами, как скаковая лошадь. Наконец, задолбавшись, я просто спихнул Барского на землю. Грохнувшись кулем, воспитанный интеллигентный юноша, комсомолец, выдал длинную матерную конструкцию, в которой перечислил различные сексуальные действия, в том числе анальные и оральные, которые он собирался предпринять в отношении того, кто его разбудил. Старик, внимательно выслушав весь этот произнесенный ломающимся полудетским голосом бред, улыбнулся и одобрительно кивнул.
– Вот, помню, в двадцатом мы одного матросика… гхм… поймали и к Духонину собирались отправить, так он примерно вот так нас обложил, стервец. Так еще и в рожу штабс-кап… помощнику моему плюнул. Не обеднела, стало быть, русская земля талантами!
После такого заявления окончательно проснувшийся Миша густо покраснел, торопливо поднялся с земли и принялся суетливо паковать наши вещички. Нагрузившись, как два ездовых оленя, мы бодро зашагали в направлении сгоревшего
