ре метрополитена. Предмет особой гордости каждого истинного москвича исправно заглатывал порции непрерывно прибывающих пассажиров, спешащих как можно скорее втиснуться в плотно набитые по случаю утреннего часа пик вагоны. Попав в вестибюль метро, я крепко прижала к себе сумочку и двинулась наискосок людского потока, рассчитывая пробраться к висящим на стене телефонным автоматам. Хотя последние годы я редко пользовалась метро, навыки, приобретенные в детстве, не пропали, и я вынырнула из потока точно там, где хотела.
Бегло оглядевшись вокруг, поняла, что мой любезный супруг в условленное место не прибыл. Этот факт нисколько не улучшил моего настроения, уже основательно испорченного с самого раннего утра его ближайшими родственниками. Я сурово оглядела всех стоящих поблизости и, весьма деликатно сдвинув обнимающуюся молодую парочку, уселась на широкий белый подоконник. Длинноволосая девица глянула на меня с вызовом, но я ответила ей чем-то средним между улыбкой и оскалом, сдвинула брови, и та отвернулась, так и не озвучив своих претензий. Я одобрительно покивала ей, потому как сейчас связываться со мной было опасно – я бы и сама не рискнула. Таким образом мы мирно поделили подоконник пополам, и каждый занялся своим делом: влюбленные обнимались, а я разглядывала проносящуюся мимо толпу.
Минут через десять голова пошла кругом, беспрестанное мельтешение перед глазами вызывало тошноту, и я готова была взорваться от злости, костеря про себя мужа всеми известными ругательствами. Мало того что два дня назад супруг испробовал на прочность фонарный столб, с незапамятных времён стоявший на повороте к нашему дому, что само по себе событие не столь уж значительное, но, к великому сожалению, в тот самый момент Антон Николаевич находился за рулем моей машины. Чем так досадил этот фонарь моему мужу, осталось тайной, покрытой мраком, поскольку супруг возник на пороге квартиры пьяным в стельку, что не помешало ему держаться весьма уверенно и утверждать, что он капли в рот не брал. Обычно это было сущей правдой, так как пить Антон не умел, не мог и не любил. После второй рюмки он тихо сворачивался где-нибудь калачиком, и весь оставшийся вечер его не было ни видно, ни слышно. Это всех вполне устраивало, ибо после первой рюмки муж обычно принимался с выражением читать стихи собственного производства. Ему быстренько наливали вторую, и он засыпал. Что подвигло его на сей раз сесть пьяным за руль, а также с кем именно он набрался, осталось неизвестным, но в принципе это мало что меняло: правое крыло моей ласточки выглядело плачевно, фара же вообще никак не выглядела – ее просто не было.
Созерцание на пороге квартиры пьяного Антона повергло в шок его маму, Веронику Александровну, особу весьма оригинальную и непредсказуемую. Пока я отгоняла в гараж побитую машину, героическая мать нашла в себе силы раздеть и уложить в постель глупо хихикающего сыночка. Когда я появилась на пороге, свекровь обожгла меня испепеляющим взглядом и молча удалилась в свою комнату. Весь остаток вечера она провисела на телефоне, сообщая последние известия всем родным и знакомым. Я несомненно фигурировала в новостях этаким злым гением и, хотя разговоров ее не слышала, вскоре убедилась, что это именно так.
Утром муж выглядел несчастным и больным, мама трагически вздыхала, беспрестанно прижимала голову сыночка к груди и роняла скупые слезы на начинающую уже лысеть голову ребенка. Ребенок чувствовал себя виноватым, часто на меня моргал и клялся в течение ближайшего часа отогнать машину знакомому умельцу, который наилучшим образом поправит все вмятины. Не желая ввязываться в очередную затяжную склоку, я покивала любимому головой и отправилась на работу на метро. В пять супруг перезвонил мне, обрадовал сообщением, что слово свое (в кои-то веки!) сдержал и завтра машина непременно будет готова . Я воспрянула духом, посчитав, что после этого происшествия муж, возможно, возьмется за ум и, воодушевясь хорошим примером, сделает еще что-нибудь путное.
Вернувшись поздно вечером домой на полусогнутых, я водрузила сумку с продуктами на кухонный стол, наивно понадеявшись, что мои новоприобретенные родственники уже спят. Я вышла замуж за Антона всего три месяца назад, проживали мы совместно с его матерью, хотя могли бы жить в моей квартире. Конечно, три месяца для супружеской жизни не срок, однако последнее время меня все чаще посещали мысли о том, что жизнь превратилась в нечто фантасмагорическое, расплывчатое и весьма мне самой непонятное.
Итак, я водрузила сумку на стол, мельком глянула на часы, успев отметить, что уже пошел двенадцатый час, и оглянулась на скрип открываемой кухонной двери. К безмерному моему удивлению, в дверном проёме показалось насупленное личико Светули, родной сестры моего мужа, особы двадцати семи лет, не обремененной ни семьей, ни работой, ни даже завалящей канарейкой. Вслед за хранящей молчание родственницей протиснулась свекровь, скорбно поджимая губы и машинально поправляя сложнейшее сооружение на голове. Прическа являлась предметом гордости Вероники Александровны, из-за нее моя свекровь, в настоящий момент генеральская вдова, всю жизнь спала на животе, положив подбородок на сцепленные ручки. Убедившись, что «вавилоны» ее находятся в полном порядке, она молча прошла мимо меня, взяла с полки чайные
