приятный, но не стойкий. А все ты! увидела надпись made in paris, так в голове у тебя помутилось. Станут к нам в Укалаев из Парижа духи привозить! Зато теперь пустой кошелек и неизвестно еще, когда зарплату на заводе дадут. Я слышала, что никогда!
МАРИНКА – Кутусь, вечно ты крохоборничаешь. Подумаешь, корову проиграла – купила флакончик туалетной воды. Не сумасшедшие это деньги, а приятно, согласись.
АНЯ – Приятней некуда. Без парижского флакона я обойдусь. Тем более, что у меня в лаборатории химикаты какой хочешь аромат отобьют – и все равно пахнуть будет химией – мне кажется, что у меня даже стельки у туфель этим пропахли… И чего я не понимаю – тебе эта туалетка еще больше к месту будет – в литейном цехе в робе страсть как приятно благоухать. Все работяги твои будут!
МАРИНКА – Ну, почему одни работяги? А если и работяги – у нас в цеху парни видные, высокие, и по характеру ничего – веселые, не жмотистые. Я ведь тебе предлагала познакомить.
АНЯ – С кем познакомить? С Тарасиком?
МАРИНКА – Зачем же с Тарасиком? Приглянулся, что ли? Эх, мне для тебя не жалко! Только подожди недолго, я с ним нагуляюсь…
АНЯ – Недолго? Полно, Маринка, ты каждую неделю кавалера меняешь.
МАРИНКА – И что? Я девушка свободная, молодая, по своей воле живу – никого не трогаю, не прошу и на шею не вешаюсь.
АНЯ – А по-моему, ты именно вешаешься!
МАРИНКА – Это не так называется!
АНЯ – Именно так вокруг тебя и назовут. Доиграешься ты, Маринка! Сама знаешь – у нас в Укалаеве ославить легко можно. Вон бабки на скамейки тебя уже со сколькими кавалерами видели – а уж они тебе косточки перемыли, будь уверена. Погоди, еще матери твоей наговорят.
МАРИНКА – Упаси бог! Любят же у нас в чужую жизнь лезть. Ну, что от меня-то требуется? Я человек безобидный, не кричу, не ругаюсь матом, не буяню, и пьяной меня никто не видел – кому я что плохое сделала?
АНЯ – Ну да, ну да, во дворе закончили обсуждать твое возвращение в Укалаев – то ли ты замужем жила, то ли нет? И где теперь твой муженек пропадает?
МАРИНКА – Кутусь, ты говори, да не заговаривайся. С Лешкой мы уже год как разбежались. И ни его, ни его семейку я вспоминать не желаю. Наверное, у меня помутился рассудок, когда замуж выходила – не пойму, чем это мне Лешка понравился? Дела прошлые…
АНЯ – Только не для наших сплетниц. Они уж и к матери твоей, Светлане Аркадьевне, со слащавым видом подкатывали – дескать, зятька вашего давно не видать… Хорошо, парикмахерша Надежда на них руками замахала – идите прочь, трещотки…
МАРИНКА – Ты права. Мама до сих пор переживает, иногда даже плачет, все меня жалеет, а не поймет, что жалеть тут не о чем. С Лешкой мы бы не ужились…
АНЯ – Да, твоя мать ревет, а вот ты – нет! уже успела завить горе веревочкой. Маринка, всех молодых парней в литейке ты перебрала.
МАРИНКА – Не всем ведь жить монашкой, как ты, Кутусь, себя блюсти. И позволь
