значит нерешительный? Я нерешительный? Как жители ликийской провинции, где обитала Химера, такой нерешительный? Нет, здесь ты неправ. Вот раньше – да, раньше я был замкнут и нерешителен, а теперь я решителен и не замкнут. Именно, и ты теперь сам видишь, с какой решимостью я держусь за дрожащие поручни автобуса, дрожащие от шелкового полотна, которое почему-то все с горечью в лицах называют дорогой, а назвав – отплевываются. Вот ты видишь, как я решительно пытаюсь не выпасть на поворотах, цепляясь ногами чуть ли не за крышу, потому что пол здесь видели последний раз на 1 мая, в день труда, когда все отдыхали.
Нет, не говори ничего, я знаю, что ты сейчас скажешь. Ты скажешь, что звучит это всё предвзято. Вот, я угадал. Да и к тому же, это может звучать предвзято, скажем, для тебя, потому что ты видишь в этом какую-то озяблость душ, увядание надежд, вот всё это, а для меня – нет.
Для меня всё по-другому, а точнее в точности зеркально наоборот. Для тебя увядание, а для меня пышность, у тебя озноб, а у меня – жара, лихорадка, пульс на 100, давление на 140, и всё потому, что каждое утро, каждый день и вечер в моём нетленном гор. транспорте разъезжает моя новая возлюбленная – глупость.
Она не пропускает ни одного рейса, она там буквально на всем – на полу, крыше, на водительском сидении и под колёсами, в машинном масле и на ремнях двигателя, в каждом подшипнике и в каждом билете и цене на билет. И на каждом лице заходящего и выходящего пассажира тоже она, а на моем – в первую очередь.
И сейчас она уже где-то здесь, непременно скользит по салону и заглядывает каждому под брови и в телефон тоже смотрит каждому, о Небо, необъятное Небо, как это волнительно. Как животрепещущ мой лик сейчас, как вздрагивают шнурки на моих кроссовках, не то от извилистой дороги, не то от извилистой её походки, вздрагивают и замирают.
Это едва выносимо. Мне страшно с нею встречаться, но страшнее её не встречать. Благоволенная, не покидай, поброди еще немножко, еще чуть-чуть, пока мы не доехали до метро, а там я выйду, и мы, может быть, увидимся с тобой снова, узнав друг друга сразу. И ты быть может проводишь меня, проедешься со мной до самой работы, если у тебя будет свободных полчаса. Я знаю, ты всемогуща, но не вездесуща. А компания с тобой всегда праздник, мёд и солнце.
А помнишь, как я встретил тебя ещё в школе? Тогда я слышал тебя из уст одной учительницы русского языка и литературы. Помню фамилия у неё была то ли польская, то ли ещё какая. А ещё помню стояние у доски и вопросы от этой учительницы, да, вопросы и упреки: так, Евген, у тебя последняя попытка не получить двойку, ты же не хочешь окончательно и бесповоротно узаконить свои отношения с двойкой, окропить дневник свой постыдством ведь не хочешь? Нет, – говорил я – не хочу.
Ну и замечательно, тогда ответь вот на что: как, а вернее что, – что ты знаешь о слитном написании наречий? Давай ответь, и я не унижу тебя и двойку не поставлю. Если ответишь, не поставлю.
И что мне было делать? Все мысли падали и бились оземь, разлетались вдребезги, я спрашивал себя – наяву это со мной
