например, в Otia imperialia Гервазия из Тилбери – Артура изображали лежащим в постели в чудесном месте, расположенном на вершине горы. Согласно иным источникам, по преимуществу христианским, Артур «умер» и его тело погребено в аббатстве Гластонбери, кое, как мы уже видели, отождествлялось с самим Авалоном.
Всё это может свидетельствовать о кризисе и крушении царства, что последовали за поисками Грааля. В то же время здесь мы обнаруживаем иной фундаментальный сюжет цикла Грааля: раненого короля, который ждёт исцеления в таинственном недоступном месте, дабы он вновь мог «вернуться». Кроме того, стоит вспомнить иную тему, с коей мы сталкивались, рассматривая кельтские саги, а именно, царство, подвергшееся разорению и опустошению вследствие плебейского восстания или ранения короля, нанесённого копьём или пылающим мечом.
Глава 10. Имперская сага и Правитель Вселенной
Если рассмотреть сагу об Артуре в вышеупомянутой перспективе, она предстанет как одна из многочисленных форм общего мифа об Императоре или незримом Правителе Вселенной и его воплощениях. Этот сюжет прослеживается с древнейших времён и имеет отношение к доктрине «циклических воплощений» или аватар, то есть воплощений, в особые времена и в различных формах, единого принципа, который в промежуточные периоды существует в непроявленном состоянии.[57] В образе Артура постоянно обнаруживаются черты, свойственные такому воплощению. В легендах это подчёркивается утверждением, что он не умер, но удалился в недоступное место, откуда однажды явится вновь, или что он спит и когда-нибудь проснётся. И, точно так же как сверхисторический элемент в подобных случаях накладывается на элемент исторический, превращая подлинного персонажа в символ, имеет место и обратное, когда имена таких реальных фигур порой сохраняются в веках, до сих пор обозначая нечто, наделившее их трансцендентным смыслом.
Образ царственного лица, находящегося в состоянии сна или предполагаемой смерти, родственен фигуре кастрированного, раненого, парализованного короля, однако, это относится не к самому непостижимому принципу, но к его внешнему историческому проявлению. Отсюда проистекает сюжет с раненым, увечным или ослабленным королём, продолжающим жить в недоступном центре, над которым время и смерть не имеют власти.
Не повторяя то, что уже обсуждалось нами в других работах, мы, дабы дать общее и универсальное представление относительно рассматриваемого контекста, всё же упомянем некоторые типичные формы, в которых указанный символизм выражался в древние времена.
В индуистской традиции мы встречаем сюжет о Махакашьяпе, который спит в горе, однако, должен проснуться при звуках раковин, кои возвестят новую манифестацию принципа, ранее проявлявшегося в образе Будды. Это будет время пришествия Правителя Вселенной (чакравартина) по имени Шамкха. Поскольку шамкха означает «раковина», эта словесная ассимиляция выражает идею пробуждения ото сна нового воплощения Царя Мира
В этой связи значимой представляется параллель, которую Ален де Лилль проводит между исчезнувшим Артуром и пророками Енохом и Илиёй, кои никогда не умирали и однажды вернутся.
