илось в доме? Ни за что не догадаетесь. Дымоход. Русско-американские горки, отдыхают! Полное расслабление и поднимаюсь я на парах кухонного варева до самой крыши. Катался с первого этажа по пятый. Потому что дом «хрущёвка» называется. Сначала в ём жила бабка с дедом, затем их дети сменили, ну, а после и внуки. Сдружился я с этой семьёй. Поначалу запугивал маленько – лет шестьдесят. Ну как запугивал, играл, развлекался, седин прибавлял. Мебель на кухне дряхлая была. Повисну на дверце и давай скрипеть посреди ночи. Деду наплевать, он фронтовик. Пузырёк «раздавит», уснёт и в атаку по ночам ходит. Так кричал «ура», что обделаться можно.
Сразу скажу, я старого не трогал, бесполезно, дед – кремень. А вот с бабулей можно и поиграть. Она даже милицию вызывала. Я садился по ночам ей на грудь, а днём её заначки от деда перепрятывал. Бабуля под матрас рублей тридцать заныкает, а я их в шкаф, к иголкам и пуговицам перетащу. Она под ванну, за кирпич, я за унитаз перепрячу. Вот и вызвала она людей в форме.
Пока суть да дела, заявление писали, чего-то опрашивали бабулю – я спёр у участкового фуражку и в тазик с бельём подкинул. Во хохма была. Бабка орёт: «Видите, видите, что твориться?!». Пока они спорили, как шапка с кардой могла очутиться в тазу, я в заявлении большими буквами написал: «МЕНТЫ-КОЗЛЫ, – и подписался, – ДЕД». Участкового, как ветром сдуло. Больше его не видел, да и бабулю перестал пугать. Жалко её – хорошая, честная женщина. Тем более что она стала мне конфетки подкладывать на подоконник, а дед даже стопку налил. Я, конечно, эту лабуду не ем, не пью, но приятно.
***
Прошло время и бабуля вместе с дедом, в один год, ушли в мир иной. Жаль стариков. Жизнь человека коротка, но я-то живой. Мне-то ещё лямку тащить не один век. В квартире поселились другие люди. Дети стариков. Им уже под сорок. Двое малышей у них, лет пятнадцать, семнадцать и собака, чтоб её! Пёс вредный, злющий. Лает круглые сутки. Чует меня зараза, но не видит. Я перед его мордой встану и дую ему прямо в нос. Он водит мокрым «пяточком», нюхает, затем, как зальётся и на весь день гавканье.
Не понравился мне лохматый и решил я извести пса – добить зубастое чудовище. Ночью сяду рядом с его местом, и шепчу в ухо. Он терпит. Молчит – знает, что достанется за шум от хозяев. А я не отстаю. Песни ему пел, анекдоты травил, даже книжку читал – про «Муму». Барбос всё слышит, всё соображает, одного не поймёт, кто его достаёт круглосуточно. И сломался пёс. Сон пропал у него и стал он злиться, да выть по ночам. Ему наплевать, есть на небе Луна или нет, до слёз заливается – во всю лужёную глотку. Люди тоже сон потеряли. Ходят, бродят, ругаются. Пса на улицу тащат силком, может, он на двор хочет? Да, какой двор, это я ему Турнева читаю, самое интересное место – Муму вот-вот коньки откинет, а они его на улицу! Ну, юмористы!
Короче, решили хозяева квартиры обратиться к религиозным деятелям. Привели священника. Он уж и кадилом махал, и картинки над дверьми лепил. Всю квартиру забрызгал водой, а наследил-то сколько? Я думаю, ах вот вы как со мной и псу следующую сказку рассказываю – о собаке Павлова. Барбос ужаснулся от зверства людского и рад стараться – лает от страху, словно ему жить до утра осталось.
Поп чешет головёшку свою, ничего не понимает. Вся семья на взводе, ждёт от него чуда. А лето было, жара. Я попу под рясу забрался, смотрю, мать его, да он шотландец! Гол как сокол, ни трусов тебе, ни тряпочки. Я хвать его за причинно место и повис у него под одеянием. Вишу, хохочу – пса кличу.
«Шарик, ядрёна вошь! Тузик!» – зову я его. Пёс прям взбесился. Ходит за попом, тычется ему в зад, рычит, скалится. Священник, то ли с будуна, то ли просто дурак, ничего не соображает. Его же учили в семинариял разных, что да как. А тут, вообще, ни гу-гу. Шарахается от собаки и крестится. Так делу не поможешь.
Семья в шоке! Отец семейства вслух стал перебирать своих родичей и вспомнил, что по линии бабушки, в седьмом колене от плеча Адама, был один татарин. Так что он затеял, отец в смысле. Он стал уговаривать попа, ислам принять и сделать безболезненное обрезание прямо на кухне.
В общем, сбежал священник. А я держался до последнего и только когда поп уже был у дверей подъезда, отцепился от висячки и быстрей назад в дом. Не терпелось посмотреть на хозяев, да пса очумелого подразнить.
Перепугалась вся семья. Я почему-то вспомнил бабулю, и так жалко стало её детей, что даже пса погладил. Барбос понял, что жизнь налаживается и тоже успокоился. Лаять перестал, загрустил и через месяц сбежал. Наверное, пошёл помирать, а может быть и, наоборот, чтобы другим собакам рассказывать свою историю и род мохнатый продолжать. Кто его знает.
***
Снова пролетели годы. Всё течёт, как говорится, всё изменяется. У людей «перестройка», «гласность». Затем страна неожиданно рухнула, а дом-то стоит! Как дети ходили в школу, так и ходят как старики получали пенсию, так и получают. Жизнь продолжается.
Только люди изменились очень. В один момент. Даже внешне стали отличаться от прошлого поколения. Я это точно знаю, потому что внуки, той самой бабули поселились в квартире.
