неважно.
– Слушай, Никитин, – сказала девушка-как-зовут-забыл.
– Слушаю.
– Если бы мы тебе сейчас отдались, ты бы нас взял?
Сказать, что я охренел от этого вопроса, значит ничего не сказать. Но я решил на него ответить, и это больно вспоминать.
– Смотря кого. Вот ты, к сожалению, не совсем в моём вкусе.
– А Надя?
– Тут другая проблема. Это ситуация просто невозможна. Этого не может случиться никогда.
Надя молча кивнула, подтверждая, что нет, никогда. И вдруг сказала:
– Он меня за человека не считает.
– Это ты меня за человека не считаешь! – воскликнул я.
Наступило молчание, которое оборвала девушка-как-зовут-забыл.
– А ты Надю – любишь?
– Люблю, – честно ответил я.
На лице у Нади появилось выражение глубокой обиды и презрения. По-видимому, она решила, что я над ней издеваюсь.
– А за что любишь? – спросила девушка-как-зовут-забыл.
– Не знаю… – тупо сказал я. – Глаза красивые.
Через год я уехал в Германию и оттуда позвонил Наде. Я знал её телефон. Собственно, я до сих пор его помню, и могу позвонить хоть сейчас. Но не стану. Хотя чем чёрт не шутит.
– Привет, Надя, – сказал я в телефон.
– Привет, Никитин.
– Слушай, выходи за меня замуж. Давай я тебя увезу в Германию.
– И что мне там делать, в этой Германии?
И тут мир стал свидетелем самого безмозглого ответа, какой можно только себе вообразить:
– Трахаться, – ответил я.
– Ну… Это я и здесь могу, – сухо сказала Надя.
Вот таким я был дебилом.
КАПИТАЛИЗМ
Каждое утро дедушка, как всякий честный гражданин Рышкан, уходил на базар.
– Хануся, я пошёл на базар. Целуйте нас.
Пенсий хватало только на верёвку, мыло и прощальный ломоть мамалыги. Чтобы купить что-нибудь нужное, надо было продать что-нибудь ненужное, как сказал бы дядя Фёдор. Например, душу.
Так и сообщила всему классу несломленная учительница истории Ольга Васильевна, узнав, что мой дедушка, бывший главный агроном и член партии, перепродаёт с наценкой мелкие бытовые товары, закупленные во время паломничества в Бельцы.
– Никитин, твоя семья продала душу мировому капитализму.
Она запросто могла встретить меня в коридоре и заявить:
– Ты, Никитин, – внук мелкого эксплуататора, дело твоё дрянь. Когда народ снова придёт к власти, с тобой разберутся в первую очередь.
Мы её очень любили: у неё почти отсутствовало чувство юмора, но при этом был острый, как бритва, ум. Весь он, практически без остатка, использовался на борьбу с угнетателями.
Ольга Васильевна постоянно думала о народе. Она была в этом ужасно одинока – большинство учителей тем же летом сами
