папа.
– Это гасконцы! Они едут в Париж. Очень рано встали и скачут на конях.
– Что – всем колхозом?
– Нет, втроём.
– А дальше?
– Ну ты тоже должен придумывать.
– Я музыку придумаю. Тарарира… Турирара… Мы сегодня! Рано встали! Хм…
– Раньше, чем встаёт петух! – придумал я продолжение.
До сих пор я не писал никаких стихов, а, тем более, текстов песен, и столкнулся с проблемой: надо было найти осмысленную рифму к слову петух. «Мух-пух-плюх-старух».
Мне не нравилось.
– Папа, а свиньи тоже рано встают? – спросил я.
Я говорил довольно громко, так что несколько человек с недоуменной тревогой обернулись на меня.
– Ээээ… Не знаю. Наверное, тоже. Их будят петухи.
– Тогда так:
Мы сегодня рано встали,
Раньше, чем встаёт свинья!
Даже кушать мы не стали —
Джассо, Дикаро и я!
Папа слегка прифигел.
– Чего? Это кто?
– Это гасконцы. Их так зовут: Джассо, Дикаро и я. Они рано встали и скачут.
– А почему не жрамши?
– Чтобы пораньше отправиться в Париж и стать мушкетёрами.
– А кто такой «я»?
– «Я» – это д’Артаньян. Он первый прискакал.
Мы стали распевать на весь автобус. Папа даже замахнулся на второй куплет:
– Почему идём так скоро?
– На приём у короля! – объяснил я.
– Чтоб приняться в мушкетёры, ни минуты не медля́, – закончил папа.
Сюжет быстро развивался. Глашатай сообщал, что король не стал принимать гасконцев – «мушкетёров из села он вообще не принимает», – потому что собирался в поездку к китайскому императору. «Он едет есть хлеб-соль». Становитесь, мол, как все, в очередь к де Тревилю.
Наутро мы стали писать мюзикл. Это было в старом домике на Пушкина, 15. Дом стоял в центре современного Кишинёва. Свернёшь в переулок у магазина «Штиинца» – а там наш дом. Можно сказать, дворянская усадьба. На холме, с двориком, садом и верандой.
В гости пришёл дядя Миша – тот самый, который через много лет сбежит из Израиля в Москву и будет комментировать ЖЖ поэта и литературного деятеля Дмитрия Кузьмина на предмет несоответствия актуальной поэзии уровню Бодлера. И мы с женой будем жить около полугода через стену с ним и его быстро меняющимися любовниками, потому что по Бодлеру и Рембо у дяди всё…
Миша играл гвардейцев кардинала. Почему-то они нагло пировали прямо у дома де Тревиля, а коварный кардинал разливал вино. Увидев д’Артаньяна, они кричали:
– Блеааа! Будь ты проклят, проклятый!
Я не знаю, почему была такая тавтология, но именно так они кричали в Мишином исполнении.
Д’Артаньян вызвал на дуэль сразу всех гвардейцев:
«Я
