– продлевает риск первых заморозков на десять дней. И того и другого достаточно, чтобы убить весь урожай»[14]. Из этого следует, что повышение температуры всего на 0,5 °C приводит к обратному эффекту. Более того, опасность меняется в зависимости от высоты над уровнем моря. По словам Паркера, падение температуры на 0,5 °C вдвое повышает риск гибели урожая в низинах и вшестеро – риск гибели двух последовательных урожаев, а вот риск гибели нескольких последовательных урожаев на высоте 300 м над уровнем моря увеличивается в тысячу раз. Соответственно, разница температур на 0,5 °C для многих людей является разницей между жизнью и смертью. Меньше суровых зимних дней – меньше урожая погибнет от холода. Больше теплых летних дней – меньше вероятность, что урожай погибнет, а со временем урожайность даже вырастет. Соответственно, в среднем у людей стало больше еды, и умирало меньше детей.
Небольшое снижение детской смертности на первый взгляд не кажется событием настолько значительным, чтобы считать его одной из величайших перемен, когда-либо случившихся в истории Запада. Но если это явление экстраполировать на всю Европу и на целых два с половиной века Средневекового климатического оптимума, то его важность сразу становится очевидной. Выжившие дети заводили семьи, многие их дети тоже выживали; они, в свою очередь, расчищали больше земли и собирали достаточно богатые урожаи, чтобы прокормить еще большее население в следующем поколении. Без избытков зерна не было бы никакой культурной экспансии. Не было бы «лишних» работников, которых можно было отправить на постройку монастырей, замков и соборов, а ученым пришлось бы работать в полях, а не читать книги. Несколько исходных дополнительных жизней оказали экспоненциальный эффект – просто потому, что в Европе плодородных почв было в изобилии. Они нуждались лишь в людях, которые будут их возделывать.
Расчистка земель начиналась одним из двух способов: либо индивидуально, по инициативе отдельного крестьянина, либо коллективно, по приказу поместного бейлифа. В индивидуальных случаях мужчина, имевший надел в пять-шесть акров (2–2,5 га), понимал, что не сможет прокормить растущую семью, имея так мало земли. Даже в урожайный год у него не будет излишка, который можно продать на рынке или отложить на случай будущих неурожаев. Обозначив один-два акра заросшей или лесной земли неподалеку, он просил поместного бейлифа вырубить деревья и кусты и засадить землю культурными растениями, после чего получал ее в собственность в обмен на увеличение барщины. Подобное развитие событий устраивало всех: крестьянин получал больше земли для обработки и мог лучше обеспечивать семью, а поместный бейлиф и феодал-помещик радовались дополнительной барщине. Когда вырастали сыновья крестьянина, они помогали расчистить еще четыре-пять акров. И так далее.
Коллективные расчистки обычно были связаны с крупномасштабными проектами по осушению болот и ирригации. Бейлиф в определенные дни отправлял арендаторов поместной земли
Geoffrey Parker,
