коридор, где размещались кабинеты. Сегодня он заступил на суточное дежурство. Одной из главных обязанностей дежурного по СИЗО, является оперативное реагирование на экстренные звонки с внутренних телефонов, особенно если это касается секретных объектов. Если вдруг на пульт поступал сигнал из блока «В», где содержатся приговоренные к смерти, это означало, что дверь в камеру открылась. ДПНСИ обязан выяснить причину экстренного сигнала и срочно доложить начальнику изолятора. Когда полковник Шилов вызывал к себе Брагина, он оставлял за место себя помощника – дежурного офицера. Находясь в блоке «В», Брагин звонил ему и предупреждал, что проводит с таким-то приговоренным к смерти профилактические беседы или производит оперативные действия.
Спустившись в подвал, он подошел к входной двери и нажал кнопку звонка. Младший офицер, увидев в глазок капитана, запустил его в блок «В». Через пять минут в допросную комнату, больше похожую на камеру, привели Ирощенко, державшего за своей спиной обе руки, закованные в наручники. Когда надзиратель закрыл дверь комнаты с другой стороны, Ирощенко поприветствовал Брагина:
– Здравствуй Сергей Михайлович.
– Приветствую тебя. Ну, что надумал? – спросил Сергей и, подойдя к Ирощенко, освободил запястья его рук от наручников.
– По поводу интересующих тебя лиц? – ответил заключенный вопросом на вопрос. По мрачному выражению на его лице, Брагин догадался, что у Ирощенко нет особого желания выдавать своих подельников.
– Сергей, ты зря «держишь стойку», никому из твоих соучастников я плохого не сделаю, а если посчитаю нужным, то найду их и переговорю с каждым без свидетелей. Естественно, раскрывать главную тему я не стану. Так что не смущайся и говори без обиняков.
– Хорошо, один из них был Сибиряков Алексей, кличут «Сибирским». За бунт в колонии ему присудили пятнадцать лет особого режима. Другой мой подельник еще молодой, просто он тогда не знал, на что идет и предполагал, что мы Равелинского только опустим за стукачество. Так бы все и прошло, не переиграй Дронов в последний момент. Он распорядился, чтобы мы убрали тихушника. Равелинский выложил оперу Ефремову слишком много информации и под угрозой разоблачения оказались все связи со свободой, а так же внутри зоны. Когда я перекрыл Равилю кислород, моему третьему подельнику ничего не оставалось, как только помалкивать. Он ненавидел Равиля, но смерти его не хотел, и стал в ту ночь невольным соучастником убийства.
– И кто же был этот третий?
– Саня Воробьев.
– Воробьев?! – невольно вырвалось у Брагина, но про себя подумал: «Однако, что за дела творятся вокруг этого парня, то его разыскивает какой-то таинственный кровник, то он всплывает, как соучастник убийства». Но вслух продолжил, – я знаю Воробьева, он во время бунта за моего родного брата перед главарями словечко замолвил.
– А кто у тебя брат?
– Лейтенант
