столько же была вредна и неприятелю. Неужели, что ветр дул лишь на нас?» Действительно, турецкий флот тоже пострадал от бури, причём, как стало известно позднее, пострадал в значительно большей степени, что Севастопольский.
Впрочем, Потёмкин уже был в строю. Злопыхатели, которые любят говорить о его хандре, о его слабости, намеренно умалчивают о том, что светлейший князь был очень серьёзно болен. Болезнь, которая была получена в Крыму и чуть не свела его в могилу, которая постоянно именуется в письмах лихорадкой, сильно мучила его. Кое-кто дописался до того, что стал оправдывать Наполеона за поражение в Бородинском сражении тем, что у того был в тот день насморк, а при насморке сильном, мол, человеку трудно соображать. А здесь болезнь, изо дня в день ухудшающая состояние… Какое нужно иметь мужество, какую волю, чтобы, преодолевая физические страдания, сохранять силу духу! Ведь Потёмкин путём титанических усилий благоустроил юг России, создал флот, построил верфи, города. И теперь он же возглавил защиту этого края. Распоряжения его, как свидетельствуют документы, были строги, точны и грамотны. К тому же пришли обнадёживающие сообщения о флоте, которыми он тут же поделился с Суворовым.
26 сентября он писал: «Флот наш, выдержавши наижесточайшую бурю, какой не помнят самые старые мореходы, собирается в гавани Севастопольской. Корабль “Святой Павел” и фрегаты: “Св. Андрей”, “Легкий”, “Победа”, “Перун” и “Стрела” уже там. Корабль “Слава Екатерины” с одним фрегатом показался в виду той гавани, и только не достаёт корабля “Марии Магдалины” и одного фрегата, но и о тех есть слух, что они близ берегов. И так теперь остаётся употребить старание о скорейшей починке флота, дабы к будущей кампании был оный в состоянии выйти в море».
В те дни Потёмкин направил различным адресатам десятки писем и распоряжений, которые лучше всего показывают его сильную волю, способность побороть отчаяние и держать в руках нити управления огромным хозяйством, находившимся в его ведении. Приведём лишь некоторые из тех писем.
В своих письмах Румянцев уже в начале войны не раз упоминал, что чувствует себя плохо, но он провёл две кампании и начал третью, 1789 года.
К началу кампании армия, которой он командовал, насчитывала до 35 тысяч человек.
Между тем турецкий султан Абдул-Хамид, потрясённый падением Очакова и другими поражениями, уже склонялся к миру, но с его внезапной смертью надежды на прекращение войны рухнули. Двадцатидевятилетний Селим III, вступивший на престол, не захотел начинать своё правление с заключения мирного договора, который полагал позорным. Новый султан рвался взять реванш, для чего в марте 1789 года двинул вперед войска.
Пётр Александрович Румянцев послал навстречу туркам 4-ю дивизию, возглавляемую генерал-поручиком В.Х. Дерфельденом, с задачей воспрепятствовать сосредоточению неприятельских сил между Днестром и Прутом и отбросить корпус турецкого военачальника Якуб-паши на правый берег Дуная. Дерфельден
