ты всё дома да дома?!
– Не хочу я, мам, – попыталась отнекаться Прасковья, хотя и сама уже соскучилась по посиделкам: и попела бы уже, и поплясала, и на других поглядела и себя показала.
Сказала «нет» и вздохнула протяжно. То ли услышала мать её вздох, то ли сердцем почувствовала, но позвала её к себе.
– Подойди, доча, ко мне, – попросила она негромко.
Пашка послушно подошла к постели матери.
– Сходи, доченька, пригляди за Маруськой, – тихо сказала та с неподдельной тревогой в голосе. И вздохнула. Совсем как Пашка только что. – Как бы в подоле не принесла. Неслухом растёт.
– Хорошо, – снова вздохнула старшая дочь. И облегчение, и надежда, и сожаление и жалость к матери – всё вместилось в этом коротком вздохе. Пашке и самой не терпелось сходить на посиделки, давно не была, но не хотелось мать одну бросать. Отец до сих пор в хлеву, всё ещё со скотиной управляется, а Полька мала. Ну да ладно.
– Я быстро, – повернулась она к Польке. – Гляди тут…
– Догляжу, – кивнула младшая и повторила. – Чай, не маленькая уже.
– Не торопись, – ласково улыбнулась им обеим мать, обращаясь к старшей дочери. – Рукоделье возьми. Видела я: рушник начала. Дома всё некогда, а там и повышиваешь, и с подружками пошепчетесь. Всё от дел домашних отдохнёшь. Нюрка, поди, стосковалась по тебе: и пошептаться не с кем.
Стукнула дверь, и на пороге появилась Нюрка. Свежая, румяная, вкусно пахнущая улицей, неунывающая закадычная подружка.
– Легка на помине, – снова улыбнулась мать, и Пашка тоже улыбнулась широко и радостно. Давно она не видела улыбку на лице матери, а тут аж два раза подряд. Глядишь, и пойдёт дело на поправку.
– Здравствуйте, тёть Саня, – поздоровалась Нюрка и нетерпеливо подогнала Пашку:
– Прось, ну пойдём, что ли, скорей, а то и места не найдём, притулимся где на задворках. Какая радость?!
Она нисколько не сомневалась, что вытащит сегодня подружку на посиделки. Так и получилось: Проська слова не сказала, быстро собралась, и девчонки помчались в дальний конец деревни, где сегодня собиралась молодёжь.
Мест было много. Лавки пустовали, потому что чуть не все торчали на улице в ожидании прибытия раковичских.
Где-то вдали даже сквозь гомон уже хорошо была слышна гармонь. Самые нетерпеливые начали приплясывать прямо на улице, но Пашка вошла в избу. Нюрка за ней. Хозяйка ушла гостевать к сестре, а хату свою за небольшую плату отдала на вечер молодёжи.
В избе было тихо. Подружки сели у окна, достали рушники и стали дошивать узор. У самой двери сидели две девицы на выданье с другого конца села. Они основательно запаслись семечками и сейчас не скучали.
Одна из них, Нюрка, была немного рябой, высокой и костистой. Отец её держал лавку, дочку наряжал и баловал, она не особо дружила с деревенскими, держала дистанцию, но и слишком не заносилась, так что отношения у неё со всеми были равнодушно-спокойными.
