style="font-size:15px;"> – Вот за хорошее дело давайте и выпьем. Хотя, честно сказать, мы с вами напоминаем человека, который пытается криком остановить снежную лавину… И обрушивает новую.
Комендант наполнил стопки.
Но едва только все трое подняли их, как резко распахнулась дверь и на пороге возник адъютант.
– Простите, господин полковник!..
– Что-то срочное? – недовольно спросил подполковник.
– Весьма. Новости от наших чехословацких… друзей.
Комендант поставил стопку на край стола.
– Говорите.
– Только что чехословаки заняли дом инженера Ипатьева под свой штаб и комендатуру.
Сабельников некоторое время смотрел на адъютанта.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Вернулись часовые, которых вы лично изволили назначить для охраны особняка. Чехи их просто изгнали. Угрожая оружием.
– Нет, вы видите? – сказал Сабельников, обращаясь к доктору. – Есть ли границы наглости! Я ставлю охрану к дому, который полон уликами. Приходят какие-то «бессмертные» шельмецы, извините, и отменяют мой приказ! За такое в военное время пуля в лоб. И куда только генерал Гайда смотрит! Соедините меня немедленно по телефону с генералом! – приказал он адъютанту.
Но тот не двинулся с места.
– Вы не расслышали, Викентий Владимирович?
– Расслышал, господин полковник.
– Так что же стоите столбом?
– Дело в том, что захватом ипатьевского особняка командовал лично генерал Гайда. И уже размещает там свой штаб. Ему готовят личные апартаменты.
– Чёрт бы его побрал! – сквозь зубы выговорил Сабельников.
– Ещё не всё, – продолжил адъютант. – Капитан Зайчек в подвале вовсю оборудует пыточную, инструменты налаживает. И первая жертва уже есть: местный судебный следователь Наметкин. Чехами арестован и брошен в подвал.
Сабельников с минуту размышлял.
– Всё равно, дайте связь с Гайдой. Не было печали… А?
6. СЛЕДОВАТЕЛЬ НАМЕТКИН. ЧЕХО-ИСПАНСКАЯ ИНКВИЗИЦИЯ
Капитан Йозеф Зайчек, начальник колчаковской инквизиции
без своих знаменитых черных очков – второй справа. Второй слева – поручик Шереметьевский (освобождал Волкова).
НАКАНУНЕ Алексей Павлович Наметкин, следователь судебной палаты, был на дне Ангела у двоюродной сестры. И засиделся до трёх ночи. Не то, чтобы вечер получился интересным – кроме ещё двух родственников, не было больше никого. Просто не хотелось возвращаться в свой дом, опустевший два года назад.
Все разошлись, а он всё не мог заставить себя встать из-за стола. Сестра бросила материнский взгляд на его физиономию, пунцовую от домашней вишнёвки, на спутанные влажные волосы, на вицмундир, затёртый до блеска на локтях.
– Когда, наконец, женишься, Алексей?
