кандидатом в президенты.
И как только первые уличные впечатления улеглись в Шиллинге, как ему вспомнился разговор со вчерашним гостем, чьё появление у него в гостях, явно было не случайно – он должен был прощупать почву и если Шиллинг будет проявлять признаки неуверенности или не дай бог, не понимания того, как на него все рассчитывают, то он должен был убедить Шиллинга в том, что у него другого выхода нет, – если только в окно, головой об асфальт, – как только принять поступившее к нему предложение.
– Маховик уже запущен, средства выделены, и главное, даны обязательства тем людям, кто безвозмездно не мыслит обратными категориями, – словами конгрессмена Альцгеймера, почти что убедил вечерний гость Шиллинга.
– Я подумаю. – Сказал на прощание у порога Шиллинг, оставляя для себя открытым окно с балкона, куда всегда можно головой сигануть.
– Почему бы и нет, если вам кажется, что ещё не поздно, когда вы между тем уже включились в игру и тем самым подтвердили своё согласие. – Сказал вечерний гость. И не давая всполошившемуся Шиллингу перебить себя вопросом, быстро продолжил говорить. – Только правильно отнеситесь к этому умственному процессу, который подразумевает не время для отсрочки на принятие решения, а процесс оценки и выбора для себя того пути своего следования, который с наименьшими затратами (эта та основа от которой отталкивается всякое разумение и рациональный подход) приведёт к нужному результату. И если вам нужно таким способом заглушить в себе то, что всегда выступает против вашего рационального начала, то я не против. А так, если что, то у вас до завтрашнего дня есть время. – Следует ответ вечернего гостя, и при этом как кажется Шиллингу, то он это говорит для проформы, тогда как он уже всё для него решил.
Что буквально сейчас же и подтверждается (хотя такие выводы можно было сделать и раньше, когда он сказал, что дело уже сделано – но Шиллинг видимо боялся быть слишком догадливым насчёт этого дела, вот он своим непониманием и оттягивал своё понимание случившегося). И вечерний гость, вынув из кармана карманные часы, уж больно похожие на те, которые ему вручили те «самые», грубо себя ведущие люди, с неким значением смотрит на них, затем отрывает свой взгляд и, переведя его на Шиллинга, говорит. – Если мои часы верно идут, а в этом я не сомневаюсь, – я никого не допускаю до своих часов, – то дело уже сделано. – После чего он уже было собрался браться за ручку двери и дать помертвевшему в лице Шиллингу время подумать над многим (об уже сделанном деле он всеми силами старался не думать, настолько всё то, что он мог предположить, его страшило), в том числе и о нём, но Шиллинг своим вопросом останавливает его на полпути к своему движению к ручке двери.
– Ну а вы-то, на чьей всё-таки стороне? – спрашивает Шиллинг своего гостя, заставляя того отказаться от прежнего направления действий, и он, прорезавшись в лице усмешкой,
