мир перед лицом массового обнищания, подавляющего потенциальные возможности обращения к милосердию, давно оказалась тупиковой. Поэтому распространяемые в разговорах мертвых сведения о цыганах, по своей словесной форме развлекательные, служат оправданию государственной политики изгнания, которая здесь ни в коей мере не ставится под сомнение, как и на полвека позже, в научных трудах, проникнутых просветительскими идеями. Многое говорит за то, что это превратилось во всеобщее достояние как ученых, так и образованных людей. В еще большей мере можно, глядя на публичные казни и последующую обработку сведений о них, исходить из того, что самые отвратительные истории сохранялись в памяти также и самых низших слоев населения.
Сведения о цыганах, распространяемые в описаниях и популярных очерках, производят впечатление чего-то грубого и преувеличенного. Ничего необычного в этом нет, ведь именно таким образом говорят, как правило, о низших сословиях: крестьянах, слугах и бедняках. Другие народы изображаются практически так же. Корнелиус Агриппа фон Неттесхайм (1486–1535), если начинать с ранних примеров, в своих размышлениях о различных народных характерах устанавливает, что различные народы
…небом так сформированы и созданы / что они совершенно едины в своих добрых обычаях и призваны к ним / напротив скифы свирепствуют с нечеловеческой жестокостью. Итальянцы всем суют в глаза свою знать / французы придурковаты / сицилийцы остроумны / азиатские народы преданы похоти / а испанцы горды и высокомерны[643].
Наука раннего периода Нового времени привлекает самые разные аспекты из арсенала знаний, начиная с теории добродетели и типов темперамента до учения о климатических зонах, чтобы создать классификацию народов. Энциклопедическая наука пытается соединить отрывочные высказывания в логическую систему, чтобы выявить взаимосвязи, которые невозможно доказать эмпирически. Таким образом, если, согласно этой логике, цыгане из-за приписываемой им сексуальной неразборчивости должны считаться похотливым народом, то они могут быть только азиатского или восточного происхождения, поскольку похоть, согласно повсеместному мнению, свойственна только этим народам. Вопрос об их индийском или египетском происхождении таким образом прояснить нельзя, потому что отсутствует критерий дифференциации между этими двумя мировыми регионами. Если в Княжеском кодексе законов земли Гессен 1656 г. называется, что «невозможно получить определенные сведения ни об их рождении и воспитании, жизни или передвижениях, ни об их брачных отношениях»[644], тогда начинается ловля рыбы в мутной воде, тогда прибегают к ненадежным источникам и слухам да вдобавок кое-что присочиняют.
По этому поводу – один кажущийся нелепым, но, тем не менее, симптоматический пример. Речь идет о рассуждениях по поводу не проясненного до сих пор значения и происхождения утвердившегося в Юго-Восточной и Центральной Европе названия «цыгане»[645]. В своем полиисторическом монументальном произведении «De Jure Publico Imperii Romano germanici» (1629–1645) Иоганн Лимнойс (1592–1665) пытается найти решение
Цит. по: [Stanzel 1999: 18].
[Anonym 1770b: Bl. 412].
Языковед Потт выразился лаконично: «Шире всего распространившееся по всей Европе, однако, к сожалению, неясного происхождения, и именно поэтому больше всего овеянное небылицами – это имя цыгане, со всеми его вариантами» [Pott 1844: 44].
