«У меня будет Достоевский именно в этом издании». И вот иду я как-то во МХАТ и по пути заглянул в букинистический магазин. И вижу то самое собрание сочинений Достоевского! Правда, неполное, без 5-го тома. Но – нет худа без добра: от этого оно дешевле (замечу, что я потом нашёл и недостающий том). Я тут же купил эти книги (завтра утром их уже не будет!) и, счастливый, отправился с 20-ю томами (!) в театр. Позднее я приобрёл в этом же издании и Пушкина, и Лермонтова, хотя у меня были и современные издания их сочинений. Мне приятнее видеть русских классиков «в их одежде», с ятями и ерами.
Ещё одна удача на «охоте» – «Энциклопедический словарь» Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона – в приличном состоянии и недорого – 82 руб. за 82 тома (моя зарплата тогда – 135 руб. в месяц). Сейчас словарь стоит, наверно, подороже. Помню исторический анекдот, связанный с этим словарём. Один из издателей (Брокгауз) отличался крайней скупостью и на жалобы авторов о задержке гонорара отвечал всегда: «Ах, я – собака беспамятная!» Авторы отплатили скареду, поместив в 5-м томе статью: Безпамятная собака – собака жадная до азартности.
Я, мои друзья, мои враги, мои друзья-враги
Известно, что труднее всего познать самого себя. Попытаюсь, однако…
Всю жизнь я наблюдаю – с интересом, часто с болью – за борьбой во мне двух характеров – отцовского и материнского. Эта борьба шла с переменным успехом: с годами победил обстоятельный, замкнутый, молчаливый отец, однако в юности, да и в среднем возрасте побеждало материнское начало – открытость, общительность, жизнелюбие. Вспоминается восторженный возглас молодого Гёте:
Как эту радость
В груди вместить! —
Смотреть! и слушать!
Дышать! и жить!
Или Есенин:
Эх, ты молодость, буйная молодость,
Золотая сорви-голова!
Однако уже в юности восторженность, жизнелюбие сочетались у меня с какой-то затаённой внутренней грустью. Мне не раз говорили, что глаза мои не смеются, когда я смеюсь. О моей студенческой фотографии друг Коля Нельзин сказал коротко: «Монашек». В самом деле: в XIX в. я мог бы стать монахом, в начале ХХ-го – пламенным революционером, а во второй половине ХХ-го стал диссидентом. Тут, видимо, проявились мои бунтарские старообрядческие корни и старообрядческая упёртость.
А внешне – смирный и тихий. В детстве взрослые не могли мной нахвалиться: «Не парень – золото! Как тихое море», а ребята дразнили «маменькиным сынком». Да вот и многих московских коллег эта черта моего характера настораживала: «В тихом омуте черти водятся», «Смирение – паче гордости».
Но – хватит самокопания, пора поговорить о других.
Сначала – о «боткинском наследии», о старых, школьных друзьях – Володе Калинине, Вите Богатырёве, Коле Нельзине, чья дружба грела меня всю жизнь.
В школьные
