кукушкуДолбанул в макушку.
Запомнился один забавный случай. Сидим у костра, и вдруг в полумраке возникает старушка «в старомодном ветхом шушуне», с палкой, с тряпицей на лице. Сердито шепелявит: «Вы чо это, охальники, костёр жгёте? Лес спалить хочите?» Мы её успокаиваем: «Что Вы, бабушка! Мы очень осторожно, сами понимаем». – «Понимают оне! А леса-те, чо, сами собой горят? Вы их и жгёте, охальники. Вот позову мужиков, они вам покажут, как фулюганить!». И только тут мы понимаем, что это Сима Никитина нас разыгрывает!
И до поздней ночи разговоры, смех – уже в палатках.
Но вот уже приходит (пожалуй, рановато – не выспались мы!) гомеровская утренняя богиня зари Эос:
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос.
Пора и нам вставать. У ожившего костра поздний завтрак (он же обед), прогулки по лесу, игра в волейбол, розыгрыши, немудрящие шутки.
Вот девушка напевает песню весеннего ручья:
Я бегу, я смеюсь,
Я сейчас с другим сольюсь.
Её муж с неподдельным интересом спрашивает:
С другим? С кем же это, если не секрет?
А вот Галя Романова и Светлана Кузьмина собирают под дубом жёлуди. Игорь Добродомов поясняет нам словами Крылова: «Они от них жиреют» («Свинья под дубом»).
Все мы – лингвисты, всем уже далеко за двадцать, а игры с языком – полудетские.
Кто-то спрашивает: «Может ли быть такое – десять согласных подряд? Нет? Пожалуйста – Эрнст взбзднул». А давайте сочиним рассказ, чтобы все слова начинались с одной буквы! Сочиняем: Седые сосны сухо скрипели: «Сукин сын, сукин сын…». Смотрим: селезень сидит! Саша скинул с тост волку со спины. «Сволочь!» – сказал старый сыч. «Стрелять старого сыча!» – сообразил Саша. И т. д. до конца: Сладок сочный селезень! Спасибо, Саша!
Но – пора на станцию. Если очень уж не хотелось уходить, оставались на вторую ночь. Помню, какая-то уходящая группа отдала нам оставшуюся у них еду и записала наши телефоны, чтобы позвонить нашим родным, и они бы не беспокоились за нас. Туристское братство.
Иногда возвращались утром в понедельник с рюкзаками прямо на работу.
Ну, а в праздники со временем свободнее, и почти каждый праздник мы отправлялись загород. Помню, в первомайские праздники идём с громадными рюкзаками через деревню. Ветер, мокрый снег с дождём. На улице ни души, все сидят дома, пьют, поют, гармошка играет. Какая-то старушка выбежала на улицу, платком от снега прикрывается, глядит на нас, головой качает: «Бедные, кто же вас гонит?».
Летом все разъезжались, и из летних подмосковных походов помню только один, но какой! По Москве-реке на нескольких плотах! Каждый плот имел имя, обычно торжественное: «Парижская коммуна», «Стремительный». А экипаж одного плота колебался в выборе имени, и тогда кто-то (кажется, Мельчук) предложил: «Может, Свиноферма?». Командир безымянного плота, подумав, согласился: «Пожалуй, это подойдёт». И потом им кричали: «Эй, на Свиноферме! Держи правее, на мель сядете!».
Мы – колхозники
Сотрудники Института
