главной задачей детства, но потребность в обучении не обязательно объясняет возникновение самого феномена детства. В конце концов, именно родители, а не сами дети, решают, чем конкретно должны заниматься их отпрыски. Стало быть, гораздо логичнее было бы попытаться найти объяснение феномену детства с точки зрения удовлетворения репродуктивных потребностей родителей.
В подтверждение своей теории доктор Богин приводит тот факт, что кривые роста ведут себя совершенно непредсказуемо. К примеру, мозг новорожденного растет бешеными темпами и успокаивается только годам к семи. Тело растет попеременно то с постоянной скоростью, то резкими скачками, особенно в возрасте около пяти лет и в подростковом возрасте. Зубы, на формирование которых уходит очень много питательных веществ и которые жизненно необходимы ребенку, чтобы питаться самостоятельно, вырастают сначала в год, а затем между пятым и десятым годом жизни выпадают и сменяются коренными. А репродуктивные органы находятся в относительно «спящем режиме» примерно до десяти лет. Иными словами, график роста ребенка выглядит весьма непрямолинейно, что в чем-то помогает ребенку, а в чем-то ограничивает его возможности, и части этой кривой не очень хорошо скоординированы между собой. Как выражается доктор Богин, на то, чтобы вырасти в полноценного взрослого, у человека уходит около двадцати лет и путь его физиологического становления напоминает скорее синусоиду, чем прямую[38].
Мы также, как замечает Барри, довольно скромно размножаемся: насекомые откладывают сотни личинок, рыбы мечут сотни икринок, грызуны приносят многочисленное потомство по нескольку раз в год, но мы, люди, обычно рожаем одного ребенка не чаще раза в год, а то и реже. В этом мы подражаем приматам: обезьяны и высшие приматы также рожают по одному детенышу через довольно долгие промежутки времени.
Иными словами, мы – долгоживущий, сложно развивающийся, медленно взрослеющий, малоплодовитый вид. Если весь смысл в том, чтобы произвести как можно более многочисленное потомство и как можно скорее довести его до полового созревания, вся эта совокупность черт должна нам только мешать.
Ответ, полагает доктор Богин, лежит в способности людей адаптироваться к определенным особенностям нашего развития, в особенности к неврологической и физиологической зависимости младенцев, и превращать эту зависимость в часть успешной репродуктивной стратегии. В сравнении с приматами и другими млекопитающими у людей, оказывается, сравнительно короткий период подлинного младенчества. Филлис Ли собрала данные о том, в каком возрасте детеныши 88 разных видов крупных млекопитающих впервые начинают пробовать твердую пищу, и сравнила это с данными по различным человеческих сообществам[39]. У большинства млекопитающих детеныши переходят на твердую пищу, когда они набирают вес в два раза больший массы их тела при рождении, но окончательно отлучаются от груди, только когда набирают в весе
Bogin 1997.
Lee, Mayluf и др. 1991.
