приходилось блуждать на ощупь, точно кроту.
Раз довелось мне играть с Хоком Мантеллом, незадолго до его смерти. Он уже тогда был глух как пень. Вот это, скажу вам, партнер! Он не мог даже пользоваться слуховым аппаратом – атрофия слухового нерва, кое-что читал по губам, но это, сами понимаете, далеко не всегда возможно. И поэтому Мантелл управлял постановкой лично и рассчитал все действие по секундам. Я сам видел, как он подавал реплику, отходил, затем резко поворачивался и отвечал на реплику, которой не слышал, точно по времени.
Здесь происходило нечто похожее. Я знал роль и играл. Если бы и вышла накладка, то не по моей вине.
Однако на меня были постоянно направлены с полдюжины Жезлов, что никоим образом не воодушевляло. Я убеждал себя, что меня не станут прожигать насквозь из-за случайной оплошности, – я, в конце концов, всего лишь бедный, туповатый землянин, и марсиане склонны проявить снисходительность, вознаградив мои потуги проходным баллом. Но, если честно, верилось с трудом.
Прошло, казалось, несколько дней – ерунда, конечно; обряд занимает ровно одну девятую марсианских суток, – прежде чем дело дошло до трапезы. Не знаю, что именно я ел, и знать не хочу. По крайней мере, не отравился.
Затем старейшины произнесли речи. Я же в ответной речи поблагодарил Гнездо за оказанную честь, после чего получил имя и Жезл. Я стал марсианином.
И пусть я понятия не имел, как пользоваться Жезлом, а мое новое имя звучало воплем испорченного крана! С этой минуты оно было моим законным марсианским именем, а сам я – прямым родственником самого аристократического семейства планеты. Это – спустя пятьдесят два часа после того, как крот без гроша в кармане на последний свой полуимпериал выставил угощение незнакомцу в баре «Каса Маньяна»!
По-моему, это лишний раз доказывает, что не стоит разговаривать с незнакомцами.
Ушел я, едва позволили обстоятельства. Дэк загодя составил мне речь с доказательствами того, что приличия требуют моего присутствия в другом месте, и меня отпустили. Нервничал я, как мужчина в женском студенческом общежитии, поскольку теперь приходилось импровизировать. Я хочу сказать, что даже неформальное общение на Марсе обнесено непрошибаемой стеной приличий, которых я не знал, поэтому произнес заученные извинения и удалился. ‘Ррриш и еще один из старейшин пошли за мной. На обратном пути я имел удовольствие поиграть с другими двумя малышами, может быть, теми же самыми. У ворот старейшины проскрипели: «Гутбаа» – и отпустили меня с миром. Ворота захлопнулись, и только тут душа вернулась у меня из пяток.
«Роллс» ждал на том же месте. Я поспешил к нему, дверца распахнулась – в машине сидела одна Пенни. И удивительно, но от этого мне стало очень даже приятно…
– Хохолок! Наша взяла!
– Я и не сомневалась.
– Зовите меня просто – Кккахжжжер! – Я, как положено, заглушил первый слог вторым и лихо отсалютовал Жезлом.
– Осторожней
