поясок Мадонны.Нет, ничего не видел —
за глаза хватило намёка
(разводы на зеркалах и стёклах,
свет на щеке у Ани).
Хорошо из меня поэта
серьёзного не получилось.
Всё что ни делается – всё к лучшему,
как говорят христиане.
Евгения Баранова
«Переводи меня на свет…»
Переводи меня на свет,
на снег и воду.
Так паучок слюною лет
плетёт свободу.
Так улыбаются киты,
когда их будят.
Так персонажами Толстых
выходят в люди.
Переводи меня на слух.
Из школы в школу.
Так водят маленьких старух
за корвалолом.
Так замирает над гудком
автоответчик.
Переводи меня тайком
на человечий.
«Несоответствия зимы…»
Несоответствия зимы,
её пронзительная прелесть,
в пересечении прямых
под снегоборческую ересь,
в натёртом дочиста окне,
в непротивлении грязице,
в ботинок хриплой болтовне
с неопалимой голубицей,
в коротких встречах, в огоньках,
в морозной памяти подъезда,
в снежинках, снятых с языка,
не успевающих исчезнуть,
в таком немыслимом, простом,
в таком забытом, изначальном,
как будто перепутал дом,
а там встречают.
«Когда происходило всякое…»
Когда происходило всякое
и тучи с городом дрались,
больной по лестнице Иакова
то вверх подпрыгивал, то вниз.
То разгонялся мимо ампулы,
то ставил йодистый узор
на грудь прожаренную камбалы,
на вермишелевый забор.
Бледнел до творога зернистого,
гонял таблеточную кровь.
И сердце ухало неистово,
как раздраженная свекровь.
Просил прощения у капельниц,
бахилам вежливо кивал.
И думал – как-нибудь наладится.
И ничего не забывал.
Дом на набережной
Время уходит.
Время.
Время всегда уходит.
Девочками на пляже
просит не провожать.
Путается в тельняшке тканевый пароходик.
Падает на лужайку чистый чужой пиджак.
Дети кремлёвских спален слушают пианино.
Радионяня Сталин ловит остывший дым.
Время летит над всеми набережной недлинной.
Время летит над нами Чкаловым молодым.
Фабрика-комсомолка не выключает примус.
Главная рыба рыщет, маленькая клюёт.
Скоро шальную шею у головы отнимут.
Синий платочек треплет радуга-самолёт.
«Над жизнью плачет индивид…»
Над жизнью плачет индивид,
а дом
