моего бедственного положения.… А тогда я могла понять лишь то, что меня предупреждают о черной полосе в моей жизни, которую по непонятной мне причине я должна пройти буквально над пропастью, собравшись с духом и ни на кого не рассчитывая. Кроме ангелов своих и Бога.
Я тоже не думала, что все будет именно так серьезно. Но спасибо тебе за то хотя бы, что спустил канат. Хоть было, за что ухватиться…
Я отвернулась к окну. Мне больно было смотреть в глаза Роману. Я не хотела этого разговора. Я старательно пыталась все забыть. Именно поэтому я приехала в Москву, оставив в прошлом руины свой прежней жизни. Успешной и относительно счастливой.
Роману стало неловко. Все-таки он совестливый человек. И понимает, что бросил меня на произвол судьбы, на съедение шакалам. Но, конечно, у него на то есть смягчающие обстоятельства. Ему самому доставалось, что называется, и в хвост, и в гриву.
Но упрекать Романа сейчас, когда он и сам едва оклемался после политических боев, было бы жестоко. Да и, в конце концов, кто я для него, чтобы ради меня не щадить живота своего? Никто. Попутчица. На определенном отрезке пути встреченная, чтобы пройти, прожить определенный период времени.
– Какие необычные у тебя завитки, – задумчиво произнес Роман и начал разглядывать ту часть моей головы, где кончаются волосы, и начинается шея. – Особенно вот этот вихор… Что-то он мне напоминает…
– Этот вихор мешает всем парикмахерам делать мне стрижку, – скороговоркой сказала я.
– Да? – задумчиво протянул Роман. – Может быть, может быть… А может и не быть…
– Ты о чем?
– Да так, сам не знаю. Что-то нашло на меня. Мне на днях позвонили из Энска, – сменил тему Роман. – Там не смогли найти твоих московских телефонов, решили, что я наверняка тебя найду быстрее. Хорошо хоть ты мне оставляла свои координаты… Ты не хочешь раскрутить свою ситуацию и стать мэром?
Я усмехнулась.
– Понял. А губернатором?
Я подавилась сэндвичем и закашлялась.
– Ясно. Ну, тогда, может, депутатом?
Я расхохоталась. Я была благодарна Роману за то, что он увел меня от осмысления той, другой темы, переключил мысли.
Роман чуть обиделся. Он был уверен, что каждый нормальный человек мечтает о мандате:
– А что? Очень непыльно. После твоих-то мытарств. И бытовые условия не мешает улучшить.
– Знаешь, Роман, когда у человека ничего нет, то ему и нечего терять, не за что цепляться. Тогда он свободен в мыслях и действиях и никто не может его «наклонить».
Роман сидел молча и с нескрываемым удивлением смотрел на меня. Он шел ко мне явно не на диспут.
– Тебе было тяжело, я знаю, – выдавил он. – Ты считаешь меня виновным в твоих бедах.
– А ты сам так не считаешь?
– Ну, отчасти, да. Но я, как мог, помогал.
– Знаю.
