выверенного веками течения, хотя к вечеру и кажется, что оно замедляется, давая людям возможность спокойно переварить все события насыщенного трудового дня, чтобы потом умиротворенно позволить телу и голове отдохнуть для новых рвений, подвигов, неминуемых ошибок и простого зарабатывания денег для дальнейшего продолжения жизни.
Ехали довольно долго. И когда Карчагин вывел их на нужной остановке, над городом уже вовсю хозяйничала ночь. Прямо рядом с остановкой, освещенные одним-единственным фонарем, пустовали кажущиеся теперь игрушечными кубики ларьков сельскохозяйственного рынка. От внезапных порывов ветра гулко хлопали клеенчатые накидки, шуршали по асфальту обрывки упаковочной бумаги. Целлофановые пакеты, как ночные бабочки, порхали то здесь, то там. Неприятно кисло пахло остатками дневной жизни от наполненных до краев мусорных баков. Прохожих не было, точно это была не окраина города, а забытая богом деревушка с доживающими земные муки стариками.
– За мной, други! – бодро сказал Карчагин и быстро зашагал вперед, застегивая рубашку на все пуговицы.
Он старался казаться безразлично-сильным, но Олег прекрасно понимал, что начинать жизнь заново, да еще и на новом месте тяжело и даже страшновато, потому что никто не скажет, в какие еще дебри человеческих отношений может завести эта самая новая жизнь.
Подобное чувство он испытал несколько лет назад, приехав на преддипломную практику и войдя впервые в аппаратную радиорелейной станции, не зная, на чем остановить взгляд, блуждающий по непонятному для него нагромождению всевозможной гудящей и щелкающей аппаратуры. Но это было нормальное течение его жизни, к тому же холостой, когда ты ни за кого не отвечаешь, а только пытаешься направить в определенное русло свою молодую, полную радужных надежд и ожиданий жизнь. Здесь же, когда рушится привычный уклад, когда страдаешь не только ты, но и близкие тебе люди, невыносимо трудно найти новое русло жизни, спокойно войти в него и даже просто жить по-новому, приходя не с той стороны на работу и возвращаясь не домой, а на новое место жительства.
У киоска, работающего круглосуточно, что, конечно, было очень удобно для плохо спящего на трезвую голову населения, Карчагин остановился. Зевающая продавщица аккуратно уложила в шуршащий пакет все заказанные им продукты и подала в окошко. Но того, что было гораздо важнее в сложившейся житейской ситуации, в киоске не оказалось. Невдалеке, у совершенно глухой, освещенной прожектором кирпичной стены какого-то государственного учреждения, тихонько сидели на деревянных ящиках старушки, любовно разложив вокруг себя урожай с дачных участков, подсоленный и подслащенный на самого привередливого покупателя, дотошного в выборе закуски. Да и постоянное наличие свободного времени способствовало хоть и небольшой, но все-таки ежедневной прибавке к пенсии.
Увидев озадаченного покупателя, одна из старушек пропищала:
– Эй, милок!
Карчагин
