в путь. Коровы пошли быстрее. Как всегда, я впереди, Надежда сзади.
Прошли мы, наверное, с час, начало смеркаться. Вошли мы в большой лес. Стало еще темнее. С темнотой приходит страх. Вспомнилось мне, как мы сегодня ночью испугались креста. Как только я это вспомнила, мне иногда стало казаться, что за деревьями кто-то стоит. Но я уж знаю, что мне это только кажется. И потому внушаю себе: нечего бояться. Когда Надежда меня догнала, прошу ее, чтобы она уж не отставала. И говорю, давай пойдем побыстрее. Слыша сзади шаги Надежды и дыхание двух коров, я перестала бояться. Но взгляд напряженный, смотрю всё время вперед на дорогу. Прошли мы так немного плотной кучкой, как мне показалось, что впереди что-то сверкает, а уж совсем стемнело. Сперва я подумала, что, может, это огоньки из деревни сквозь лес просвечивают. Стала шире смотреть и влево, и вправо. Сверкает только впереди на дороге.
Я уже не спускаю глаз с этих светящихся точек, и эти точки тоже не двигаются. И тут я вспомнила, что утром мимо базара прошли два человека в сапогах с высокими голенищами. С ружьями – наверное, охотники. И упомянули что-то о волках. Как только я вспомнила это, я сразу поняла, что это сверкают глаза волков. Я так испугалась! С детства вошло в мою голову, что самое страшное – это волки. Ещё когда нянька мне рассказывала сказку о Красной Шапочке и Сером Волке. Да и отец мне перед этим читал, как один человек ехал зимой на лошади и еле-еле ускакал от стаи волков. Знала, что волки нападают на людей. Как только мне пришло всё это в голову, я остановилась и говорю Надежде:
– Ты видишь?
– Да, вижу. Кто-то лежит на дороге. Я давно уже вижу. Но раз ты идешь, то и я иду. Ничего тебе не говорю.
Я тоже стала различать, что на дороге большая кучка. И глаза стали различать многое. Стоим мы с Надеждой, затаив дыхание, молчим и дрожим. И испытываем тот же страх, что был утром. Глаз не спускаем с глаз волков. Волки тоже никаких звуков не подают, притаились. Наверное, думают, как на нас броситься и на кого первого. Тихо-тихо. Только очень громко стало слышно, как коровы пережевывают жвачку. И от коров пахнет молоком. Мы-то с Надеждой молчим, может быть, волки бы нас и не заметили, может быть, мы и спрятались бы от них. Но коровы-то жуют, молоком-то от них пахнет. Волки-то это всё, небось, чувствуют. Значит, вот-вот набросятся на нас.
Стоим. Замерли, даже шептаться боимся. Не шевелимся. Глаз с волков не спускаем. Вмиг пролетела в голове вся жизнь. Про корову я уж и забыла. Детей мне стало жалко. Как же они вырастут без меня? Страх такой напал на меня, чувствую, что я вся мокрая. Мурашки по телу бегают, волосы встают дыбом. Дрожу. Не помню уж, сколько мы как в оцепенении стояли. Но всему бывает конец. Мы стоим, не падаем. Начинаем приходить в себя. Повернулась я к Надежде. Лица в темноте не видно, но она стоит, тоже оцепеневшая. Я опять поворачиваю голову на глаза волков. Они замерли. Ну когда же они будут на нас прыгать-то, когда же, наконец, конец-то? Молчим. А коровы жуют.
Шепчу:
– Надежда, что же делать-то?
– Не
