также готовые принять пострадавших от произвола прусских властей, требуют от Австрии пропустить депортированных через свою территорию, – вещает радио.
Что, многорогий меня сожри, вообще происходит? В голове не укладывается. Какая-то глупость, чушь. Как так можно поступать?
– У вас родственников там нет? – спрашивает таксист.
– Б-б-были в К-кёнигсб-б-берге. Но у н-н-нас т-т-телефонов д-д-друг д-д-друга нет… Н-н-не знаю, г-г-где сейчас.
– Попробуйте отправить запросы в польское и российское посольства. Будем надеяться, не на австрийской границе они застряли.
Я неопределённо мычу.
У меня звонит телефон. Номер не определяется. Я скидываю.
Таксист помогает мне вынести сумки на тротуар, и я оглядываюсь, пытаясь вычислить, какой подъезд дома мне нужен. Но навстречу мне уже спешат полная женщина и долговязый парнишка лет семнадцати.
– Вы с поезда? – вполголоса спрашивает меня фрау. Лицо её напряжено.
– Да, а вы…
– Меня зовут Бина Барац, я его жена. Это наш сын Михась.
«Его» очевидно значит – проводника. Долговязый Михась подхватывает мои сумки, и мы торопливо входим в подъезд.
Уже в уютной, хотя и немного тёмной хатке я скидываю, наконец, капюшон, и представляюсь:
– Лилиана Хорват.
– Хорват? – переспрашивает удивлённо Бина. Она ожидала услышать несколько более немецкую фамилию.
– Я прусская цыганка. Живу в Галиции с шести лет. Но у меня на лице, – я усмехаюсь, – этого не написано. Если бы ваш муж не предупредил меня, я бы так и вышла на улицу. Я же ничего не знала…
– Просто ужасно, – с чувством произносит Бина. – Повсюду бьют немцев, хотя и половина из них не связана с Пруссией или Австрией чем-то, кроме корней. Есть уже смертельные исходы. Я тоже возмущена поведением Кёнигсберга и Вены, но устраивать погромы! Даже некоторые Михасевы друзья… никогда бы не подумала раньше. У вас в Пруссии оставались родственники?
– С материнской стороны, поляки.
– Как они?
– Не знаю. Мы очень давно не общались. Надеюсь, уже в Польше.
– Хоть бы так! Да что же я держу вас в прихожей, пройдёмте в гостиную, выпьем чаю.
Бина оказывается интеллигентной, приятной в общении женщиной и лёгкой беседой быстро развеивает моё напряжение. Она вспоминает, что раз или два видела мой танец:
– Я тогда ещё удивилась, вроде бы не цыганка, а так хорошо танцует!
Сама она работает библиотекарем, а долговязый Михась учится в железнодорожном училище. Мне с некоторым трудом удаётся уговорить их брать у меня деньги за проживание – я размахиваю в воздухе банкнотами и расписываю, какие удачные были в Праге гастроли:
– Вы же сами понимаете,
