душа компании! Тень фокусника! В очередной раз соглашаешься, мысли резко возвращают назад, прокручивая отрывок монолога. Постойте, но разве..? Пускай уж, правда… И следующий общеизвестный факт, чуть ли не из учебника для шестого класса, не совпадает с действительностью. Вы, оказывается, лгун? Вы лгун, голубчик! Позорный лгун!
Мне порядком надоело.
– Чаю?
– Нет, я пойду. – С надеждой он посмотрел на тебя.
– Еще полчаса, и поедешь, – прозвучала твоя попытка продлить мою скуку.
– Уже поздно, мне завтра рано вставать, – пришлось врать.
– Очень гостеприимно! Ставь чайник!
– Нет, спасибо за все.
Мне досталась роль клоуна, выносящего слезливость ситуации и посуду. Когда Костя натянул ботинки, он тихо прошептал:
– До завтра!
Не знаю, почудилось мне тогда или нет, но вы почти или нет поцеловались в губы. Определенно точно знаю, что не хочу об этом думать. Тогда мне не хотелось с тобой разговаривать.
***
Свет испугал странным сиянием с высоты своего истока – Солнца. Потянулись тысячами голодные и прожорливые лучи – дети южного июля. Они, любопытством изможденные, заглядывали в потаенные уголки царства тени. То был поздний рассвет, и встретиться с ним удавалось немногим. Топорщились спутанные ресницы вновь проснувшихся, их же руки под прозрачной струей водопроводного крана смывали с мятого лица ночной пот.
В городских кухнях самый большой, но незаметный и умный предмет – окно. Глупее всего и бесполезней не встречался мне на земле другой предмет – единственное в комнате окно, закрашенное темной масляной краской. Словно прячется его хозяин в известной пещере и не совсем понимает, что электрическое сорокаваттное солнце не заменит оригинала. Может, всего-навсего у человека нет иного места, чтобы поставить массивный шкаф, набитый приобретениями длиною в жизнь. Столько их накопилось, что не извлечь уже собственный нос из хлама прошлого, все глубже тонет он в нем, и ужас охватывает, когда наступает вечный мрак в жилище. Нет, представить трудно, как по однозначной идее и с исключительной целью мученик возвращается домой с банкой краски, начисто вымывает стекло, протирает рамы, нежно держит в сильной руке мягкой шерсти кисть, окунает ее в серую жижу и делает первый мазок. После, когда работа окончена, довольно потирает руки, переполняясь чувством достоинства оттого, что цель достигнута, свет сжит со света. Теперь, может, маляр ненавидит из-за этого человечество, замышляет устроить ему подобное лишение. Сейчас он, скорее, опасен, чем обычен. Впрочем, жизнь иногда заставляет отдавать лучшее и единственное.
К счастью, у большинства окна имеются. Но постепенно они превращаются в неинтересные украшения. Часто человек прикасается к чайнику, к ручке холодильника, садится за стол, начинается процедура намазывания масла на ломтик несвежего хлеба. И только сонные уголки глаз непроизвольно направлены на окно,
