эта:
Большая дружба
выше мелких правд.
Я подошла к окну и, отодвинув краешек ажурной занавески, выглянула наружу. Долговязый соседский мальчишка и миленькая девчушка лет пятнадцати бегали по двору, кидаясь друг в друга первым по-настоящему зимним снегом. И вот уже, как бы случайно, они обнимались, прижимаясь разгоряченными щеками, и, словно очнувшись, торопливо отряхивали запорошенную одежду, чтобы вновь кидаться снегом и опять дотрагиваться друг до друга невзначай.
А вся улица замерла, и даже продрогшие старые тополиные скелеты, казалось, с удовольствием прислушивались к счастливому смеху двух влюбленных.
– Любовь, – тихо сказала я, и к окну, словно воробушки к кормушке, одна за другой слетелись мои «пташечки».
Вдруг случилось непредвиденное – девчушка упала на асфальт, и у нас в комнате был слышен ее крик боли и его крик ужаса. И мы, затаив дыхание и тесно прижавшись друг к другу, смотрели, как он совершал свой поступок. Не раздумывая снял пальто. И постелил его так, чтобы ей было удобно. Он колдовал над ее ранкой на коленке и гладил ее по волосам. И вытирал ее слезы. И ничего страшнее их беды не было в целом свете. А потом он поднял ее на руки и, не замечая тяжести, понес свою любимую, самую ценную на свете ношу, домой. Как можно скорее. Как можно бережнее. Как Принц свою Принцессу…
А на асфальте осталось лежать его пальто, но он даже не заметил этого. Только пушистые снежинки, одна за другой, словно не желая расстраивать нас, торопливо скрывали под белым покрывалом этот маленький знак его большого внимания к ней. И были эти снежинки такими свежими и чистыми, как самая первая любовь, бескорыстная и безоглядная, бесстрашная и безоговорочная. Искренняя. Чистая. Она, оказывается, по-прежнему бывает. Вот она. Мы стояли и смотрели на ее следы через тонкое оконное стекло.
Слава Богу. Значит, в мире ничего не изменилось за последний десяток лет, прошедший со времени наших первых больших чувств. Значит, это мы просто стали другими: излишне расчетливыми и скупыми на эмоции, подозрительными и недоверчивыми, а наши души, видно, незаметно скрючились от пережитых душевных травм, перенесенных разочарований и несбывшихся надежд… То-то нам теперь легко променять глубокие сердечные переживания на удобные поверхностные отношения, а ради скучного комфорта и спокойствия цвета болотной тины отказаться от рискованного и труднодостижимого, но такого желанного счастья…
Визжа тормозами, к дому подкатил знакомый Лешкин автомобиль.
– Не пущу! – тихо сказала я.
– Спокойно!.. По лестницам даже его машина не проедет, – отрезала Анютка, а серебристое железное чрево уже нетерпеливо изрыгнуло из себя моего Алексея.
– Кто это? Симпатичный какой! – воскликнул кто-то, и Танюха в ответ пробасила, а уж голосок у казачки был ого-го:
– Инна, это прЫнц. Правда, в отставке.
– Не прощу. – Я поджала губы, а Инночка ойкнула, зажимая рот. – Не тебя, дурочка! Его…
А
