в неизвестные мастерские, здесь обменивались адресами, выбивали приглашения для получения виз в Европу и Америку, принимали в дар поношенные вещи, тяготившие уезжающих домой студентов, здесь, торговали советской военной символикой, медалями и орденами, здесь обменивали зимние солдатские шапки на американские прорезиненные ботинки, считавшиеся престижнейшей вещью в среде «невских» художников, здесь в длинных общежитских коридорах тайно ночевали те, кто не имел своей крыши, здесь просто пили за чужой счёт кофе, а если везло – водку. Находиться вблизи иностранцев, повсюду сопровождать их, извлекая из навязчивых эскорт-услуг максимальную выгоду, было жизненным принципом некоторых молодых бездельников. Пределом мечтаний для них был отъезд на Запад. Алекс тоже был одержим этой идеей. Он жил на 5-й Советской в огромной коммуналке с, казалось, бесконечным уходящим в чёрную дыру коридором, вдоль которого тянулись двери, двери, двери…
Среди знакомых Алекса были уличные художники, учащиеся Академии художеств, сектанты, продавцы коммерческих палаток, несостоявшиеся юристы. По соседству с Алексом, в том же пещерном коридоре, жил кудрявый увалень Томсон, носившийся с навязчивой идеей попасть в книгу рекордов Гиннесса. Собственно, Томсоном его прозвал Алекс. Смуглому чернобровому Владимиру, похожему на цыгана, прозвище это сразу пришлось по душе. Он почувствовал себя увереннее.
Комната Томсона была просторной и солнечной. Сюда вечерами, часто без приглашений, стекались отработавшие на Невском художники. Кое-кто оставался ночевать и утром исчезал из комнаты в чужих брюках бесследно. К внезапной пропаже своих вещей все относились нормально, таковы были законы уличной жизни, перенесённые в условия коммунального быта. Приятели Томсона прозябали в полнейшем безвременье. Днём они могли вповалку спать, ночью – бодрствовать и веселиться. По настенным часам, окутанным годовой паутиной, ориентировались лишь о начале нового триллера. Здесь никто никуда не спешил. Назначенные накануне встречи игнорировались по наспех придуманным причинам или переносились на неопределённый срок. Новый день здесь ничем не отличался от минувшего, разве что иным световым выражением, дождём или снегом, который если и был замечен, то лишь для того, чтобы задуматься об отсутствии тёплой одежды.
Иногда я ночевал у Алекса. Он тоже писал стихи. Мы читали друг другу свои новинки, слушали Коэна, которого он боготворил, разговаривали о прочитанных книгах. За время нашего знакомства Алекс успел побывать в Италии и Англии. Из Италии он приехал, полный радужных впечатлений. «Итальянцы – это маленькие дети», – торжественно говорил он, вспоминая лето, проведённое в молодёжном лагере. В Италию Алекс попал с помощью Потапенко, который когда-то был женат на итальянке. Благодаря стараниям жены его картины купила туринская галерея. С Потапенко заключили контракт. Он работал в Турине до тех пор, пока не начал пить. Пил он долго и серьёзно, в
