Понял приближается машина. Не захотел её стопить, как вариант через десять минут быть в двух от дома. Отошёл на несколько метров в лес и снова потерялся в нём. Ходил впервые так глубоко рядом
с природой. Смотрел во все глаза, слушал во все уши, каждой клеткой ощущая ток понимания гениальности и силы. Снял кеды и ходил босиком. Когда вышел на дорогу закурил и двинулся дальше, обратно в человечество. Мне было хорошо тем утром…и дома, когда я ел на кухне, слушая тишину дома. Умывался. Видел, как за окном начинается день.
Жизнь – это смирение с фактом твоего рождения в окружающей действительности. Сказал, однажды очень пьяным пришедший, товарищ. Через три недели отвыкаешь от приёма алкоголя и смотришь на пьющих спокойно. Всё хуйня, хули мяться на всё насрать – жизненная позиция. Добрый вечер дорогие друзья, опьянение водкой, подожди скотина, он раскрошился на последнем отрезании. Ваша ниша быть кассиром
в тихой бане. Проводите нас к могиле Карла Маркса или Дарвина. Чего только не делали этой газетой “Работа”. И жопу ей вытирали и табачили на ней. Она должна была чем-то накрыться…ни пиздой, ни тряпочкой, ни медным тазом. Фекал Петрович и Зинаида Каловна – дочь его. Все они Зафикаловы. Опять я впал в противное настроение, очень нужен чай. На полу лежат книги, кусок пластмассы когда-то бывший телефоном, но продолжающий иногда выполнять его функции, дымит палочкою.
Инна стригла меня, и я вспомнил, как это делал отец. Я помню его руки. Помню нашу последнюю встречу. Она была короткой. Он пожелал мне быть правильным мужиком. И сказал дословно: «Ну сын в общем, будь правильным мужиком». Я начинал всё больше понимать его, а он мной гордиться. Помню то утро, мать позвонила мне, и я ей не поверил. То утро было в феврале, почти пять месяцев назад. Не мог поверить до опознания в морге, дверь открылась, я вошел, врач откинул ткань и спросил: Ваш? Наш – сказал я и вышел. Может быть, так сделали врачи, но лёжа в гробе он улыбался. Я вглядывался в его лицо, запомнил его улыбку. Не просто помню, чувствую его, наверно так будет всегда. Долго хотел об этом что-то написать, но не мог. Были тихие похороны. Гроб с ним привезли в деревню, поставили во двор, сняли крышку. Как положено бабий плач, разговоры, несколько раз бегали на кладбище – вырыли, не вырыли. Вырыли – повезли. Привезли, можете прощаться, заколотили, не упадите в яму, по три горсти земли. Методично кидали лопатами землю. Видел заебались кидать. Земля на снегу…венки, снег хрустяшшый. Когда мы ехали из морга в автобусе за окном заснеженные поля, пустота, с нами тело в гробе. Не помню, что я думал, сдерживал слёзы, не знаю зачем сдерживал. Вышли, снег хрустел под ногами. Понимаю, он тоже мог когда-то написать, о чем-то таком, про деда, которого я не знал.
Сырые ветки – дым едкий
Я человек из провинциального, типичного для средней полосы России, усреднённого в параметрах города.
Досыта наесться апельсинов…
Граждане стремятся в грязный тралик.
