понимаю. Безусловно, доберемся. Все знают, что государь ждет нас там. Прошу вас больше подобных вопросов не задавать!
Слова, как шары, падали в напряженное молчание, которое делало их еще безумнее. Значит, этот человек пытается ломать комедию даже перед теми, кто знал, как начиналась их вынужденная авантюра, их рискованный обман? Может, он действительно сошел с ума? Он больше не хочет знать правды! Хабалов повернулся, чтобы сделать знак командирам второго и четвертого батальонов, а потом и самому Карелю, чтобы тот молчал и дал высказаться ему:
– Князь, простите старого солдата, но нельзя отказывать приговоренному к смерти в последнем желании… Скажите, это вы – тот волшебник, который вызвал весну посреди сибирской зимы? Если это так, мы поверим и всему остальному, что вы говорите!
– Вы непочтительны, полковник! Я вам не позволяю говорить со мной, вашим командиром, таким тоном! Из-за уважения, которое я питаю к вашим боевым заслугам, я сделаю вид, что ничего не слышал. Если бы мы сейчас были в штабе верховного главнокомандования, я бы этого так не оставил.
«Но мы-то не в штабе», – подумал старый полковник, глядя на походный столик для военных карт, на котором уместились рамка с портретом императора, серебряный подстаканник с гербом, хлыст с рукояткой из слоновой кости, ручки, компасы, секстант – все эти напоминания о цивилизации, такой непреодолимо далекой от этих мест, куда их занесло. От мест, где на дорогах, запорошенных снегом, не оставалось ни колеи от колес, ни следа от сапог, чтобы подтвердить, что есть еще в мире что-то прочное и постоянное – столица, верховное командование, императорские войска.
Конечно, Ипсиланти мог притвориться, что не слышал вопросов своих офицеров. Здесь не было никого, кто мог бы заставить его слушать. Он мог почувствовать себя Богом в пустыне настолько, чтобы уверовать в правду вместо выдумки. В конце концов, что могло быть правдой в подобном месте? Возможно, и сами солдаты только притворялись уверенными в реальности поставленной цели, тогда как на самом деле были загипнотизированы страхом перед истиной настолько, что теперь им хотелось лжи, а не истины. На днях он слышал один разговор – двое ссорились из-за того, кому стоять в личной охране государя, когда они доберутся до Тобольска. Один из споривших вспоминал тот единственный случай, когда ему посчастливилось увидеть царя, принимавшего на плацу смотр, но вдруг остановился на полуслове: «И все же там ничего не видно, впереди, совсем ничего…» Он со злобой повернулся туда, где солнце опускалось к горизонту меж набухших и низких облаков, холодное сибирское солнце. Его товарищи тоже примолкли, вглядываясь в неподвижную даль.
Несколько дней спустя заледеневшая земная твердь словно дала трещину и выпустила наружу все свои тайные силы. Та лая вода и грязь парализовали движение; весна началась мощно и внезапно, как начинается лихорадка. Пришлось мастерить мостки и переходы, целые настилы из досок; началась многочасовая работа инженеров, саперов, мостостроителей,
