в двадцать, неухоженная донельзя: от времени листы покрылись зеленым, часть исчезла, и вместо нее на дереве прочно обосновался мох. Кое-где виднелись следы жука-типографа. На воротах с трудом угадывался богатый рисунок: тут тебе и витязи, и цветы, и ладьи, и Фениксы-Сирины-Алконосты, и чего только еще там не было. На одной из скоб сиротливо повис, зацепившись дужкой, громадный амбарный замок. Ключ от него висел рядом, прямо под табличкой, тронутой паутиной: «Самодержавие ничейное. Царствуйте, кто хотите». По обеим сторонам ворот возвышались покосившиеся стражи – потрескавшиеся деревянные истуканы с громадными булавами и щитами – когда-то, должно быть, весьма грозные на вид.
– Глянь-ко, поглянь, – прошептал Конек. – С такими не поспоришь. Даст дубиной по голове – и вся недолга. Ты не гляди, что заколдованы…
Но Владимира разобрало любопытство. Не обращая внимания на причитания и сетования Горбунка, он спешился, подкрался к стражу, стоявшему с правой стороны и легонько толкнул его. Рука неожиданно провалилась вовнутрь трухлявого дерева.
– Эх ты, трусишка, пошли! – Владимир распахнул ворота, и они вошли во двор.
Прямо перед ними находился терем. Высокий, с широким балконом на втором этаже, куда вела ажурная лестница, с лоджией на третьем, с аккуратными маковками, он, если бы его удалось перенести в наше измерение, заслуживал Кижей и таблички: «Памятник старины. Охраняется государством». И был он, вопреки утверждениям, сложен из бревен, правда, красноватого оттенка. Каковой оттенок носило все, здесь присутствовавшее: и деревья, окружившие терем пышным садом, и трава, и цветы, и колодец, и, возможно, вода в нем.
Владимир еще раздумывал, стоит ли подниматься наверх, а если да, то брать ли с собой Горбунка – все-таки конь, хоть и маленький – но тот уже бодро вскарабкался по лестнице, копытом отворил дверь, исчез внутри и что-то прокричал. Владимир ласточкой взлетел наверх, запнулся, последние ступени преодолел на четвереньках и робко заглянул. Первое, что бросилось ему в глаза, была дворовая прислужница, застывшая у лестницы, ведущей на третий этаж. Стояла она так, видимо, давно, поскольку была покрыта солидным слоем пыли. Владимир осмотрел ее и осторожно потыкал пальцем. Как и стражи, она была вытесана из дерева, но куда как более искусно, а открытые части тела покрыты расписанным воском.
– Диво, диво-то какое! – раздался опять сверху голос Конька. Владимир поспешил на голос.
Большая просторная горница с расписными стенами и потолками. Застывшая в разных позах челядь, изредка принцы или бояре, – Владимир судил по нарядам, – длинные лавки у стен, ларцы с инкрустацией слоновой кости, какие-то шкафы, столы, стулья.
Горбунок у раскрытого окна таращился на девушку, очень-очень красивую, но, увы, также деревянно-восковую.
– Что это с ними? – поинтересовался Владимир, приблизившись и будучи не в силах оторвать взгляд от девушки.
– Знамо
