ведь напасть какая, – опустил голову царевич. Он, похоже, был знаком с Горбунком. – Не везет, да и только. Объявится свободная царевна – так поди Бабе-Яге слугой по гроб жизни али со Змеем Горынычем биться. Добро бы до первой крови, а то ведь насмерть. Или вот с Кощеем. А как с ним биться? Условия-то спервоначалу неравные. А тут, говаривали, и девица-красавица, и царство свободное. Владей – не хочу. Всего и делов-то – собраться да приехать. А тут – на тебе! – опоздал малость… Что случилось-то? Соперник какой опередил?.. Уж не вы ли? – глянул он на наших путешественников, нахмурив брови. – Вот ты, молодец. Володимир-то Володимером, а чьих кровей будешь? Какого царства?
Владимир оторопел, не зная, что и сказать в ответ. Из Московского? А есть ли она сейчас, Москва, даром что в сказке свое времяисчисление? Юрий Долгорукий, отобравший селение у Кучковичей и по этой веской причине считающийся его основателем, насколько ему помнилось из курса истории, потомок Красного Солнышка, возрастом на полтора столетия младше… С другой стороны, он где-то читал (это для него «где-то», но мы-то с вами знаем, что у историка нашего дореволюционного, Андрея Экземплярского), что Олег, путешествовавший с малолетним Игорем из Новгорода в Киев, ставил на своем пути города и веси, среди которых и была Москва…
– Да какие они тебе супротивники!.. – словно из-под земли вырос старичок-грибовичок. – Так, недоразумение одно. А царевну, как на духу говорю, Кощей заколдовал. Молвил слово крепкое, запер его замком кованым, а ключ от замка тово спрятал под Алатырь-камнем на острове Буяне. Вот послушайте, как дело было…
Как из стран, лежащих за морем, широкиим,
Из-за гор, покрытых снегом, да Карпатскиих,
Выезжал Кощей, удалый добрый молодец…
Начало было многообещающим. Продолжение оказалось превыше всех ожиданий.
В то время, как одна, неизмеримо большая, часть Владимира с упоением слушала рассказ старичка (почему, будет сказано далее), другая вдруг машинально начала подсчитывать события, о которых он велся. Итог злодейств кощеевых получился следующим.
Девять раз Кощей заблудился, восемь раз – подрался, семь раз – оказался на княжеском пиру. Один раз, после княжеского пира, заблудился и подрался с мельницей (о, великий Сервантес!). Затем, в ореоле славы, явился к царевне, которой, в отличие от Кощея, кроме своей красоты и похвастаться-то было особенно нечем, и зачем-то посватался. Но у царевны день явно не задался. С утра она встала не с той ноги и наступила кошке на хвост, укололась веретеном, пошла по воду – наступила на грабли и утопила в колодце ведро, соль рассыпала – всем ведь известно, что обыденную домашнюю работу царевны привыкли выполнять сами. В результате Кощей получил полный афронт, обиделся, и заколдовал ее словом крепким. Затем одумался, представив, что может с ним случиться, если девица расколдуется, и спрятал ключ подалее.
Скорее всего, в повести старичка не было ни единого слова правды. Но рассказывать он умел, как никто другой. Когда он говорил про лес, через который ехал Кощей, Владимир явственно
