Я наврал Юленьке. Легонько, конечно.
Я надолго смолк и, видя как выражение отца становится довольным, сухо рассмеялся. Я не хотел произвести впечатление на Юленьку, совершенно точно. Но в маленьком мире, где был у меня всего один близкий друг (с каким вам завтра предстоит недолгое знакомство), мне не доставало простого тёплого общения, при котором не было нужды выделываться и доказывать бесспорное превосходство перед более умным и мудрым собеседником.
– Что ты там навыдумывал? – спросил я и, вымыв испачканную жиром тарелку, подавил сонный зевок. – Ты слишком много думаешь.
К несчастью отца, я быстро устал говорить с ним насчёт чувств. Подобные разговоры утомляли меня сильнее всего иного.
– Ничего я себе не навыдумывал. Мне эта девушка показалась довольно приятной. Да, не вышла она красавицей, но, кажется, с её природным обаянием и красивого личика не надо.
– Как это ты успел прочувствовать её обаяние, взглянув на неё лишь через дверную щель?
– Что ты, что ты! – произнёс отец и захохотал. – Какая щель?
– Ты нарочно подглядывал и подслушивал. Я не слепой.
– Да тебе всё это померещилось. Не буду же я, в самом деле, следить за вами? Делать мне больше нечего!
– Так, закроем эту тему, – сказал я торопливо и обтёр досуха тарелку со свежим крошечным сколом. – Меня это бесит!
– Ладно, но если вдруг тебе захочется поговорить насчёт того, что неожиданно проснётся в тебе к кому-либо, можешь не смущаться. Я выслушаю.
– Ты выслушаешь. А мама?
– И мама выслушает.
– Она не выслушает. Я это знаю. Потом и ты к ней присоединишься. Ты же не хочешь её расстраивать.
О, если бы от меня не ускользало понимание того, что неизбежны в моей жизни волнующие трепетные чувства, я бы с радостью относился к этим разговорам проще. Скорее, я испытывал страх, что однажды во мне произойдут необратимые изменения, после которых я вдруг стану слишком чувствительным и страстным и потеряю невероятную волю. Возвратиться бы в детство! В нём разговоры о сентиментальной привязанности являлись занимательною любопытною штукой, которая никак по-серьёзному не действовала на хрупкое мальчишеское сердце.
Глава 3,
В КОТОРОЙ ТЕРЯЕТСЯ И НАХОДИТСЯ ПРОПАЖА
Поднявшись около девяти утра с постели, я умылась, легко позавтракала и облачилась в давно не используемый спортивный костюм, главным образом состоящий из тёмных штанов, просторной футболки и кроссовок с жёлтыми (мой любимый цвет!) шнурочками. После проявления Илюшиного, так сказать, остроумия, я была неимоверно рассержена на него. Мне было трудно признаться самой себе в имении лишних килограммов. Ночью я долго размышляла, безмолвно плакала и наконец решилась на похудание.
Мать предупредила, что если я не буду исполнять обязанностей (уборка комнаты, мытьё посуды и тому подобное), поровну распределённых в семье, то она всё расскажет отцу. Я пугалась его злости и не смела ему дерзить, так как отлично понимала, что
